Не-доросли. Книга 4. Бубновые тузы

– В университет? – мгновенно догадался Глеб и завистливо вздохнул. Видно было, что литвин и сам с удовольствием покинул бы и корпус, и флот, и саму службу.

Опекун не даст.

– В университет, – подтвердил Лёве, и голос его опять дрогнул – на этот раз было видно, что фон Зарриц доволен. Сбывалась его мечта, как же иначе.

Грегори его понимал.

Его мечта тоже была близка, он, в отличие от Лёве, сразу сделал правильный выбор.

– Мне адмиральские орлы на эполетах тоже не грозят, – Сандро примял большим пальцем в трубке табак (он курить начал вторым, следом за литвином), на мгновение глянул на остальных – проверял, есть ли кому дело до его слов. Окончательно стать своим в этой компании корсиканец так и не смог. Увидел, оценил, понял, что его слова не всем интересны, разве что Лёве или Грегори. Но продолжил, упрямо наклонив голову («Наплевать и мне и на вас, и на ваше мнение обо мне, щеглята!»). – Меня ж отец в корпус отправил, а сейчас у него там… – Сандро неопределённо повертел растопыренными пальцами около своего уха, словно обозначая, что «там» – это «в голове», – что-то щёлкнуло, наверное. И на место встало. Поэтому я ухожу в Пажеский корпус.

– И кем ты будешь? – с любопытством спросил Грегори. Остальные молчали. Остальным было всё равно.

Сандро кинул на них косой взгляд, криво усмехнулся, и сказал так, что было понятно – он говорит это только для Грегори, для него одного.

– Дипломатом, скорее всего, как отец же.

– Интриги плести будешь, – понимающе сказал Глеб.

– Заговоры устраивать, – в тон ему подхватил Влас.

Помор и литвин смотрели на корсиканца весело.

– И это тоже, – хмыкнул Поццо-ди-Борго. – Буду узлы языком плести, чтоб вы их зубами развязывали. Пушки и корабли – последний довод королей, а бумага – первый.

Посмеялись невесело.

Торжественное настроение куда-то пропало.

– Ладно, – шумно вздохнул Шепелёв – даже колыхнулось пламя костра. – Но давайте ж пообещаем, что мы, если встретимся в будущем, всё равно всегда будем стараться друг другу помочь.

Он протянул руку сквозь огонь – жар охватил запястье, сначала приятно, потом начало жечь всё сильнее.

Первым протянул руку в ответ Глеб – литвин улыбался весело и открыто.

Шесть мальчишеских рук сошлись в одном пожатии над огнём костра, терпеливо выдерживая его жар.

[1] Волюты – завиток, спираль, архитектурный мотив, представляющий собой спиралевидный завиток с кружком («глазком») в центре.

[2] Вязень – пленник, арестант (др.-рус.).

[3] Сиверко, сивер – название северного ветра у поморов.

Глава 11. Угли под пеплом

1

Витково мало изменилось за прошедший год. Тот же дом с облезшими белилами, издалека кажущийся игрушечно-белого камня, почти сахарным, а вблизи – выпестрило, дерево прогладывает из-под свинца. Тот же низкий каменный забор и кованые ворота.

Тот же холоп-привратник, только на этот раз кажется, видит ещё хуже – опять не признал Глеба, только привычно поклонился да принял мзду – алтын в подставленную ладонь.

– Господа дома? – так же, как и в прошлом году спросил Глеб, оглядывая двор. Ничего не изменилось. Так же (в чём-то даже сильнее, почти задевая за землю крайним брусом) провисает воротное полотно конюшни, так же скачут кудлатые псы – им теперь должно быть, обоим уже лет по десять, если не больше. Та же покосившаяся крыша портика над крыльцом, только колонны потемнели сильнее.

И точно так же привратник в поклоне ответил, щурясь на Невзоровича против солнца:

– Госпожа дома.

Но на этот раз Глеб приехал не верхом, а на коляске, с верным неизменным Данилой Карбышем на облучке. Остановились у крыльца – кони нетерпеливо били копытами, фыркали, косились на кучера, крупная дрожь пробегала по атласным, чуть вспотевшим спинам, отгоняя слепней, привязавшихся по летней жаре.

Точно так же, как и в прошлый раз (с прошлогоднего визита своего Глебу так и не довелось пока побывать в Витковом!) на крыльце появился всё тот же молодой лакей, чуть поклонился:

– Как прикажете доложить?

На челюсти Невзоровича вспухли желваки. Не настолько же он изменился за прошедший год, невзирая на все петербургские и кронштадтские приключения, чтобы его не признал второй хлоп за битые пять минут!

Хотя…

Глеб сжал зубы, утихомирил закипающий гнев. Возможно, это просто пани Анна до сих пор не хотела видеть его, Довконтова воспитанника. И в общем-то поделом, хотя он лично ни в чём не виноват. Ни на мгновение, ни на полцаля[1], ни на грош.

– Доложи – Глеб Невзорович.

И опять лицо лакея едва заметно дрогнуло, но он опять сумел удержаться и остаться невозмутимым. Поклонился и скрылся в дверях.

Глеб чуть тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение – ему упорно казалось, что не было этого прошедшего года, не было ни скучного корпения за партой, ни весёлых вечеров в дортуарах корпуса, ни грома пушек над Сенатской, ни встреч с Мицкевичем на улицах Петербурга, ни дуэли со Смолятиным.