Слуги Радзивиллов уже торопливо выпрягали коней из кареты Невзоровича, Данила Карбыш с легкой насмешкой и ленцой в голосе указывал им, хоть они и вряд ли нуждались в таком руководстве. Одновременно бывший улан косился в сторону господина, словно ожидая указаний, но указаний не было.
– Они нас по дороге обогнали, недалеко от сюда, – словно о чём-то ничего не значащем сказал Глеб. Впрочем, так оно и было – дорожная досада от того, что у кого-то слуги ездят на такой же карете, как и он, сейчас казалась смешной и надуманной. И простодушно добавил. – Я сразу так и подумал, что они к вам едут.
Леон в ответ только сузил глаза и повторил:
– Это отцовские гости. Совершенно не моё дело.
«Ну да, как же, так я тебе и поверил», – язвительно подумал Глеб, отводя глаза. Видно было невооружённым глазом, что Леон лукавит и по какой-то причине не хочет с ним говорить о гостях. То ли таится от него, то ли… то ли эти гости ему неприятны!
– Доложи отцу – приехал пан Глеб Невзорович, – бросил юнкер мимоходом слуге. Тот послушно кивнул и бросился вверх по лестнице. Нет, скрывать от Невзоровича тут явно ничего не планировали, а то и кареты бы скрыли куда-нибудь.
Данила Карбыш уже тащил с крыши кареты кожаный кофр с вещами господина, пачкаясь пылью с просмолённого парусинового чехла. Не дело приличному человеку путешествовать без сменной одежды и прочих дорожных принадлежностей, вроде бритвы или пистолетов.
Под сводчатыми потолками замковых коридоров было прохладно, от камней тянуло холодом. Из арочных оконных проёмов на галерею падали длинные полотнища солнечного света, и проходя сквозь них, Глеб ощущал, как тепло охватывает его тело сквозь тонкое сукно сюртука и панталон. Сзади слышалось размеренное сопение Данилы, который волок следом за господином тяжёлый кофр.
Посланный к хозяину слуга догнал их у самой двери с галереи в коридор. Леон и Глеб разом обернулись к нему. Данила стоял в стороне, делая вид, что и дело его – сторона (так, впрочем, оно и было – не дело слугам мешаться в господские заботы). Опустив на каменный пол кофр, он переводил дух.
– Господин приглашает пана Невзоровича к обеденному столу, – проговорил слуга. Прозвучало несколько двусмысленно, но на лице слуги не было и тени высокомерия или насмешки – он сказал только то, что сказал, и ни единым словом больше.
Леон снова помрачнел, словно завеса какая-то отдёрнулась и открыла закулисье. Проглянуло на миг что-то сокровенное, и тут же скрылось – Леон снова стал равнодушным и радушным. Но этого краткого мига Глебу хватило, чтобы понять – для Леона эти гости из рыдвана и вправду не в радость.
Несколько мгновений Глеб поколебался – стоит ли принимать приглашение, раз его приятелю (а Леона он считал приятелем ещё с прошлогоднего своего приезда в Несвиж) это не по душе. Но иного выхода не было – нельзя обижать хозяев.
Его колебания, скорее всего, отразились на его лице, и Леон усмехнулся:
– Ступай, раз зовут. Думаю, тебе будет интересно, – и непонятно прибавил. – Не пожалел бы только…
– А вы, господин? – пахолок[5] чуть склонил голову в сторону Леона. – Ваш батюшка приглашает к столу и вас тоже, разумеется.
Батюшка!
Значит, принимать Глеба опять будет Людвик Николай Радзивилл, клёцкий ординат[6]. Так же, как и в прошлый раз.
– Нет, Рыгор, – покачал головой Леон – на его лицо опять наползло на миг всё то же досадливое и неприязненное выражение. – Передай отцу и его… гостю, кхм… мои извинения, скажи, что мне неможется… голова, скажем, болит. Мигрень…
Судя по выражению лица слуги, английские болезни для них были редкостью, но вот само поведение Леона – отнюдь не в новинку.
Странно это всё.
Для Невзоровича хозяева отвели две небольших комнаты в конце коридора, и наскоро переодевшись и сполоснувшись с дороги, Глеб поспешил следом за услужливым пахолком по коридору – невежливо было бы заставить хозяев ждать слишком уж долго.
– Прошу сюда, пан Глеб, – рассыпался в поклонах пахолок (и вместе с тем, его услужливость не была никаким подобострастным лакейством – своё, пусть даже и холопское достоинство, пахолок понимал отлично). – Не извольте беспокоиться о вашем камердинере, его устроили не хуже вас и сейчас тоже покормят с того же табльдота, с которого едим мы, слуги.
По дороге Невзорович в очередной раз озадачился – а что ж это за важная персона такая в гостях у Радзивиллов, что в одиночку на двух каретах заявилась (Леон отчётливо сказал «гостю», а не «гостям», значит, гость был один), да ещё и такая, что её Леон на дух не выносит.
И когда они подошли к двери, ведущей в обеденный покой, тот, в котором его принимали Радзивиллы и в прошлый раз, он уже начал догадываться.
Осторожно, пан Глеб, ступеньки… прошу!
Дверь распахнулась, и кадет, переступив порог, чуть приостановился – захватило дух.
Ожидания оправдались.