Не-доросли. Книга 4. Бубновые тузы

Почти сразу же после его слов на мощёной брусчаткой дорожке послышались шаги, метнулись огни факелов. В освещённый тусклым масляным светом фонаря круг шагнул комендант равелина – генерал Суки́н. Он по-хозяйски оглядел собравшихся у могилы Таракановой офицеров и негромко проскрипел:

– Все здесь. Перекличку проводить не стану. Прошу за мной, господа.

Вопреки ожиданиям, их повели не к северным воротам, не на эспланаду, а к южным, к пристани.

«Топить нас станут, что ли?» – мелькнула вздорная мысль и тут же осталась где-то на задворках сознания.

У крепостного причала на воде распласталась узкая и длинная барка с высокой суставчатой трубой, над которой аппетитно курился угольно-чёрный дым, который казался в утренних сумерках необычно густым, и парусиновой маркизой над палубой.

Пароход «Елизавета».

– Митя, – шёпот у самого уха. Завалишин приоткрыл глаза, покосился влево – Дивов. Мичман тоже прислонился к переборке, смотрел на друга с надеждой и всё так же виновато. – Митя, как ты думаешь, куда нас везут?

Дмитрий шевельнул плечом, жёсткий край эполета коснулся щеки Дивова.

– В Кронштадт, скорее всего, – чуть подумав, ответил он нехотя. – Не в Копенгаген же… да и чего нам там…

– А в Кронштадте – чего? – не унимался Дивов.

– На экскурсию поведут, – саркастически бросил Завалишин. – По фортам и равелинам, – и снова прикрыл глаза. Вася чуть обиженно вздохнул и смолк, хотя обижаться, по большому счёту, было не на что – откуда ж Дмитрий мог знать?

Сквозь полуприкрытые веки он видел пляску теней – над палубой горел фонарь. Осуждённые офицеры расселись по жёстким сиденьям, кутались в шинели, а те, кто шинель прихватить не удосужился, то ли из форса или куража, то ли просто по рассеянности, ёжились и жались друг к другу.

Стражи почти не было. Пятеро солдат и офицер, на первый взгляд показавшийся Завалишину странно знакомым – но лейтенант не захотел напрягать память.

Да и что их сторожить? Прыгни за борт, при самом невероятном везении доплывёшь до Монплезира, будешь в прибое лежать, как кусок мяса, потом подберут.

Хотя…

Хотя можно поднять бунт, – неожиданно пришло в голову. Дмитрий снова приоткрыл глаза, глянул оценивающе. И вправду, можно стражу повязать, команда сопротивляться не будет – шпаки, что им.

А потом что?

Далеко ты уплывёшь на этой плоскодонной лайбе? Даже до Стокгольма не дойти, угля в лучшем случае до Ревеля, да и мореходность никакая.

Если только…

Завалишин хмыкнул.

Если только какого-нибудь купца на абордаж не взять, да в океан потом.

И что потом? – опять подумалось.

Пиратские времена прошли, флибустьеры остались только в книгах да матросских россказнях. На Мадагаскар идти, как Мориц Бениовский, свободное королевство учреждать, или на Гаити? Можно, конечно, в Англию – англичане вряд ли выдадут. Но потом-то что? В Саутхэмптоне или Бристоле на набережной побираться или в английский флот идти?

Слуга покорный.

Несколько мгновений он всё-таки всерьёз прикидывал этот вариант – а что терять-то? Всяко лучше, чем всю жизнь в зерентуйском забое кайлом ворочать…

Потом вздохнул и снова прикрыл глаза.

Уговори попробуй, остальных-то… Все до последнего мига надеялись, что государь, показав предварительно суровость, потом захочет поразить европейские державы своей мягкостью и милосердием, и всех простит. Как дети, право слово, что варенье в кладовке съели. Не таков Николай Павлович, чтоб прощать, ох, не таков…

Его собственные надежды на то, что Николай увидит пользу в его докладных записках, тоже были весьма призрачными, внутренне Дмитрий это отлично понимал. Оценить полезную идею и выдернуть нужного человека с каторги мог бы, пожалуй, Пётр Великий с его прагматизмом. Или Екатерина Алексеевна.

Николай?

Может быть. Но надежды мало.

Офицеры переговаривались, кто-то засмеялся. Дмитрию было особо не до смеха и не до веселья. Говорить-то не хотелось ни с кем, не то, что смеяться.

С Кронштадтом он угадал.

На рассвете над мелкой серой зыбью, частым лесом встали корабельные мачты. Дрожали в воде отражения береговых бастионов и равелинов.