Не-доросли. Книга 4. Бубновые тузы

Лейтенант Дмитрий Завалишин быстрым шагом пересёк двор Адмиралтейства, проскользнул в высокую дверь, щёлкая каблуками, прошёл через холл и взбежал по мраморной лестнице. Здание было построено совсем недавно, всего два года назад, и ещё не успело обрести той неповторимости, которая приходит со временем – царапины, следы людей и событий и прочее, что оставляет отметины, временные и вечные. Всё пока что было новеньким, блестящим и торжественным – начищенные бронзовые дверные ручки и петли отливали позолотой, медово поблёскивал полированный тяжёлый дуб оконных рам и дверных полотен, бело розовый мрамор скрывался под багровыми ковровыми дорожками, мерцали свечные огни на канделябрах и люстрах.

На галерее и в коридорах было пусто – Дмитрий Иринархович взял себе с самого начала новой службы за правило приходить в присутствие с самого раннего утра. Иные чины косились на молодого выскочку неприязненно, но лейтенанта эти взгляды не задевали совершенно – детей мне с ними не крестить, а им вольно службой пренебрегать. К тому же вряд ли служба его затянется надолго – следствие продолжалось, и в любой момент могло всплыть что-то новое, из-за чего его снова потянут под сюркуп. Так что ни к чему пока что заботиться хорошими отношениями с сослуживцами.

А и не потянут так всё равно – в сентябре Лазарев и Сенявин снаряжают экспедицию на Антилы, к Бойе, и уже решено во главе экспедиции поставить именно лейтенанта Завалишина. Да и в Русско-Американской компании дел невпроворот. Если конечно, эта экспедиция состоится вообще.

Неожиданно вспомнилось недавнее (недели не прошло), когда Лазарев буквально вбежал в кабинет, встрёпанный, как сдёрнутый с гнезда воробей, в глазах – отчаяние.

– Ну, Дмитрий Иринархович, решено, – махнул рукой каперанг. Приложил ладонь ко лбу, словно пытаясь понять, есть ли у него жар, в своём ли он уме. Покачал головой и повторил. – Решено. Подаю в отставку. Нечего мне тут делать…

«Тут», должно быть – «на флоте».

– Михаил Петрович, да что ж случилось? – Завалишин вскочил на ноги, словно выброшенный пружиной из кресла. Да и не подобало ему, лейтенанту, сидеть в присутствии капитана первого ранга.

– Вообразите, какой вопрос они задали комитету преобразования флота? Попробуйте-ка угадать?! – «они», должно быть, сидели в морском министерстве. – «Какой до́лжно дать морякам кивер?»! Не «сколько надобно флоту кораблей?». Не «какую экспедицию надо отправить прежде всего?». Не «сколько потребуется денег на строительство в Севастополе новых батарей?» – война с турками не замедлит! А – «какой надобен морякам кивер?»!

Лазарев топнул ногой – казалось, он вот-вот плюнет в бешенстве куда-нибудь в угол.

Сдержался.

Кабы не Сенявин, так невесть и удалось ли бы отговорить каперанга от отставки, а уговорить на новое назначение – в Архангельск, на строительство линейного «Азова».

Дверь в музей не отличалась от прочих дверей ничем – тот же полированный дуб, та же бронза на ручках и петлях. Внутри – шафрановые стены, тусклый утренний свет в высоких окнах, полумрак, в котором смутно угадывались очертания подвешенных и установленных на постаментах моделей судов – ажурно-фестончатое плетение снастей, перекрестья мачт и рей. Сегодня как раз должны были из мастерской доставить новую модель – копию елизаветинского прама «Дикий бык».

Следом за Дмитрием в комнату проник денщик Харитон в матросской форме (сложно было бы ожидать в Адмиралтействе какой-то иной одежды), с масляной лампой и длинным фитилём в руке, покосился на господина с тщательно скрытой неприязнью (тоже, небось, как и иным в чинах, хотелось поспать подольше) и принялся зажигать свечи в канделябрах.

Лейтенант прошёлся по комнате в шинели нараспашку (отчего-то он не спешил её снимать), разглядывая выплывающие из отступающего полумрака модели кораблей, обернулся к денщику:

– Поедешь со мной на Гаити, Харитон? – спросил он неожиданно.

– Куда?! – невозмутимость Харитона как ветром сдуло, он удивлённо поднял брови. – На какую ещё?..