– Остров это, Харитон, – утренняя сумрачность куда-то девалась. Может, всё же и обойдётся, и будет-таки экспедиция на Антилы, будут и переговоры с Бойе, и русский сеттльмент на Карибских островах – вещь для флота русского необходимейшая.
– Остров, – проворчал денщик, зажигая последнюю свечу. Опустил стекло на лампу, повёл густыми лохматыми бровями. – Опять вас, батюшка Дмитрий Иринархович, куда-то за тридевять земель несёт. Ведь до сих пор как вспомню, сколько страстей пережили на «Крейсере» да в Ситке, да в Сибири потом – волосы ведь дыбом. Женились бы лучше на порядочной девице какой да и служили себе в Петербурге…
– Харитон, – засмеялся Дмитрий, – ты не забывай, что ты денщик, а не мачеха моя, и не дядька. Хватит и того, что они меня постоянно сватают. А моя служба – не кабинетная, а морская, помни про то…
Харитон хмуро кивнул.
Гулко и звонко пробили где-то на галерее часы – девять. И почти тут же вслед за боем часов раздались по анфиладе шаги – цокали каблуки с подковками, звякали шпоры. В Адмиралтействе – шпоры?! Сердце на мгновение замерло, а потом вдруг рвануло часто-часто.
Именно
Драгунская шинель. Чёрный бикорн. Тёмно-русые, едва заметные тонкие усики над верхней губой, выпуклые серые глаза со странной рыжеватой и зелёной крапинкой – ни разу не виданный ранее Завалишиным цвет. Сабля на поясе, сапоги со шпорами, лайковые перчатки.
– Имею ли я честь видеть лейтенанта флота Дмитрия Иринарховича Завалишина?
– Точно так. С кем имею честь?
– Поручик Муханов, – отрекомендовался вновь пришедший, кинув руку к виску, коснулся угла бикорна перчаткой. – Адъютант его высокопревосходительства генерал-адъютанта Бенкендорфа. Его превосходительство требует вас к себе… в Главный штаб.
Ну что ж, Главный штаб недалеко. Но при чём тут Бенкендорф, военный губернатор Васильевского острова, и Главный штаб?
Видимо, этот вопрос отразился в глазах или на лице лейтенанта, потому что поручик, усмехнувшись, пояснил:
– Его высокопревосходительство сегодня дежурный генерал Главного штаба, поэтому именно он вас и требует.
До Главного штаба от Адмиралтейства – рукой подать, только пересеки площадь.
Поручик и лейтенант прошли по заснеженной брусчатке и нырнули под арку.
И снова – дубовая дверь, лестница, ковры, резные мраморные перила. Анфилады и коридоры, двустворчатая дверь нараспашку, канделябры и высокие окна, дубовый паркет и могучее пузатое бюро. Генеральная карта империи на тёмно-зелёной с серебрением стене, широкий диван английской работы, объёмистое кресло, шкафы с картонными папками.
И человек.
Плотная коренастая фигура, белые панталоны и чёрный мундир, золотые эполеты, тёмно-русый венчик волос вокруг блестящей лысины. Худое остроносое лицо, раздвоенный глубокой ямочкой подбородок, холодные голубые глаза.
Александр Христофорович Бенкендорф. Генерал-адъютант. Военный губернатор Васильевского острова.
– Ваше высокопревосходительство! – каблуки – щёлк! перчатка смахнула невидимые снежинки с козырька фуражки. – Лейтенант Завалишин!
– Прошу, господин лейтенант, – генерал повёл рукой, приглашая присесть, но Дмитрий не шелохнулся – на лице генерала не отразилось ни капельки радушия или гостеприимства, и ожидать следовало только какой-нибудь пакости. Тем более, что сам генерал оставался на ногах, а сидеть в присутствии старшего в чине не позволяла военная субординация. Примем, что это простая вежливость.
Где-то в глубине души шевельнулась слабая надежда на благополучный исход – и раньше бывало, что его приглашали к себе иные генералы (за полтора месяца службы такое было не меньше семи раз) – чтобы договориться о посещении офицерами музея, чтобы заказать модель какого-нибудь корабля для украшения интерьера – для дома или для какого-нибудь присутствия.
Слабая надежда.
Очень слабая.
Почти невидимая.
– Вот что, господин лейтенант, – помедлив несколько мгновений, словно подбирая слова (может быть, так оно и было), проговорил генерал-адъютант. – На вашу персону сделаны новые показания со стороны заговорщиков… по делу о мятеже четырнадцатого декабря…
Сердце ухнуло куда-то в глубину, хоть Дмитрий и ожидал чего-то подобного.
Всё-таки
– Поэтому из следственной комиссии на ваше имя поступили новые вопросные пункты, – слова Бенкендорфа падали размеренно, словно удары колокола или кузнечного молота по наковальне. Генерал откинул крышку лежащего перед ним бювара красной кожи, вынул из него тонкую кипу листов исписанной бумаги и положил на стол перед лейтенантом. – На то время, которое вам потребуется, чтобы ответить на них, вы должны будете оставаться в здании Главного штаба. Есть какие-либо возражения?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство, – лейтенант справился с собой и сумел ответить так, чтобы голос не дрогнул ни на мгновение.