– Господин Авросимов, извольте, – генерал едва заметно шевельнул рукой, и розовощёкий статский, вскочив на ноги, положил перед лейтенантом несколько листков, убористо исписанных мелким почерком с завитушками. Чуть поклонился генералу и снова сел на место. Когда он успел вынуть их из папки, Завалишин не заметил.
– Здесь записаны вопросы к вам от Высочайшего Следственного комитета, – пояснил генерал. – Вы прочтёте их позднее, чтобы успеть обдумать и подготовить ваши ответы на них. А сейчас мне хотелось бы, чтобы вы встретились кое с кем.
За спиной чуть скрипнула дверь, Завалишин замер на месте чувствуя, что вот немножко – и волосы встанут дыбом, словно у зверя, почуявшего опасность.
Не оборачиваться!
Хрен вам, уважаемая комиссия! И тебе, твоё превосходительство, Александр Иваныч, и тебе, молодой статский Авросимов! Хрен! Развесистый!
Не увидите вы, чтобы лейтенант Дмитрий Завалишин озирался как нервическая барышня в поисках лавровишни!
Он на миг поймал себя на том, что губы его кривит злая усмешка.
Одёрнул себя – а вот это уже перебор!
Шаги.
Неуверенные, вялые, словно тот, кто вошёл, чего-то боится или не решается пройти дальше.
Хлопнула, закрываясь, дверь, и слышалось только неуверенное глухое сопение.
«Нос заложило», – насмешливо подумал Завалишин, поглаживая подлокотники кончиками пальцев и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вцепиться в них руками.
– Обернитесь, господин лейтенант, – тяжело произнёс, словно кирпич обронил, генерал.
А вот теперь можно и обернуться.
Худощавый юноша глянул исподлобья, хмуро и затравленно – непокрытая голова, встрёпанные коротко стриженные волосы, впалые щёки, землистый оттенок на скулах. Потрёпанный морской мундир нараспашку, рубашка не первой свежести.
Перехватив взгляд Завалишина, юноша сглотнул – шевельнулся на худой шее острый кадык.
Мичман Дивов.
Василий Абрамович.
– Вася! – Завалишин порывисто вскочил на ноги. Стул с грохотом повалился на пол, часовые у двери дружно сделали шаг вперёд, оказавшись рядом с Дивовым, вскочил и розовощёкий Авросимов, уронив на стол перо и забрызгав чернилами чистый лист бумаги.
– Здравствуй, Митя, – проговорил мичман Дивов неуверенно.
Что это с ним?!
– А вот, господин лейтенант Завалишин, Василий Аврамович утверждает, что это вы подвигли его к установлению в России республики и федеративного правления, – голос генерал-адъютанта прямо-таки пригвоздил лейтенанта к месту. Завалишин обернулся – Чернышев, в отличие от секретаря и солдат, даже не шелохнулся при порывистом движении Дмитрия, только пальцы напряглись, побелели суставы – вот-вот сломается зажатый в пальцах цанговый карандаш. – Верно ли, господин мичман?!
Завалишин порывисто обернулся обратно к Дивову.
– Так точно, – запинаясь, выговорил мичман. – Дмитрий Иринархович… неоднократно говорил… «если начинать революцию, так прямо с императорской фамилии для полного успеха!»
«Говорил. Было такое… – метнулась в голове суматошная мысль. – Вот это да! А я-то хотел ему Книгу оставить на хранение!»
Книгу!
Лейтенант похолодел.
Книгу…
– Что скажете, господин лейтенант? – голос генерала вырвал Завалишина из оцепенения. – Вы подтверждаете слова господина мичмана?
– Как? – прошептал Завалишин, от сводя глаз с опущенной головы Дивова. Русые вихры мичмана разошлись, открыв на худой шее беззащитный желобок, и от этого Василий казался совершенно мальчишкой, словно
Дивов рывком вскинул голову, встретился взглядами с Завалишиным и вдруг со стоном рухнул на колени:
– Простите, Дмитрий Иринархович! – выкрикивал он с рыданиями. – Простите! Бес попутал! Славы захотелось! Я отказываюсь… отказываюсь , вы слышите?! – он повернулся и глянул на генерала Левашова мокрыми от слёз глазами сквозь спутанные волосы. – Я отказываюсь от своих показаний! От всех! И против Дмитрия Иринарховича, и против других тоже!
Дивова увели. В дверях он обернулся, глянул на Завалишина несчастными глазами и еле слышно шевельнул губами: «Прости». И побрёл, опустив голову и щаркая ногами.
Жандармы вновь застыли у дверей навытяжку и не просто ели лейтенанта и генерала глазами – прямо-таки жрали. Розовощёкий Авросимов снова опустился в кресло, утёр побледнелый лоб вышитым носовым платком, покосился на генерала – Чернышев сидел неподвижно, по-прежнему глядя на Завалишина с неприкрытым интересом.
Лейтенант сглотнул, выпрямился и, стараясь двигаться как можно медленнее и спокойнее, снова сел обратно на стул. На какое-то мгновение возникло глупое фанфаронское желание закинуть ногу на ногу и скрестить руки на груди.
Справился.
Оборол искус, как говаривал семейный священник, отец Паисий.
Перебор.
И почти тут же уловил во взгляде генерала лёгкое одобрение.