Не-доросли. Книга 4. Бубновые тузы

– Дмитрий Иринархович пишет, что и его, и Аникея крутят по одному и тому же делу и на одном и том же основании, – Влас говорил отсутствующим, словно чужим голосом, лицо его смерзлось в неподвижную маску. – То есть, против лейтенанта-то есть и другие пункты, а вот против Аникуши только то, что он был на площади и то, что состоял у Завалишина в обществе. По площади он оправдался, что уговаривал солдат разойтись (хрен там его знает, как оно на деле было!), а вот по обществу – все завязано на Книгу.

– Всё это мы знали и раньше, – почти равнодушно сказал Глеб. – Ещё капитан Жуковский весть об этом приносил. Нового ничего?

Иевлев и фон Зарриц глядели на них во все глаза, буквально ловили каждое слово в открывшейся внезапно большой тайне.

Взрослой тайне.

А Сандро глядел равнодушно, щурился.

Влас не жалел, что открылся им – в конце концов, парни надёжные – проверено. И неглупые, может, что посоветуют. Тем более, в свете того, что они собирался сказать.

– Есть новое, – подтвердил Влас. – След сыскался. Правда тут же опять пропал.

– Как это? – не понял Веничка.

– Дмитрий Иринархович пишет, что Аникей передал Книгу на хранение мичману Василию Шпейеру, – и, видя, что на него смотрят с непониманием, помор пояснил. – У Шпейера был тайник. Аникей – в соседнем с Завалишиным каземате, они могут переговариваться.

– А почему след пропал? – цепко уловил главное мекленбуржец.

– Шпейер арестован, – вздохнул Смолятин. – Книга пропала. Такие дела.

– Мдааа, – протянул Грегори. – Ну и узелочек.

– Твой отец… – начал было Невзорович, но Влас перебил его резко и даже грубо:

– Мой отец не может сейчас ничего решить! Я должен сам!

Упало тяжёлое молчание, и помор сказал, словно спеша его разбить.

– Я должен. Мне сон был.

– Сон?! – Грегори от неожиданности закашлялся – было невероятно похоже, что он таким образом старается скрыть смех.

– Сон, – криво усмехнулся Глеб. – Ты что, Влас, словно стареющая матрона, Влас, веришь снам?

– Да погоди ты, литвин, – остановил шляхтича прокашлявшийся Грегори и кивнул помору. – Расскажи.

– Господи, Влас, ты что, всерьёз?! – воскликнул Невзорович. Не сиди они в баркасе, он бы сейчас попятился. – Да что ты можешь-то?!

«Ты», отметил про себя Влас.

Обидно не было.

– Пращур сказал, что я могу, – упрямо сказал он, набычившись, словно перед дракой, – значит, я могу. Осталось только понять – что именно.

– Значит, нам надо понять, – неожиданно для себя самого (должно быть, нарочно, в пику литвину) сказал Грегори.

– Нам? – не понял Смолятин.

– Нам, – подтвердил литвин, махнув рукой, словно говоря: «Ну куда от вас денешься, дураков?!». – Или ты собрался лезть в эту коловерть без нас?

Лёве и Венедикт стремительно и с восторгом переглянулись. Промолчали, но по ним было понятно – они непременно влезут тоже. Поццо-ди-Борго только прищёлкнул пальцами, но так, что стало понятно – и без него не обойдётся.

2

Макет фрегата, подвешенный под потолком обеденного зала, изрядно запылился, и теперь, если б кто с его помощью вздумал доказывать величие русского флота, ему, скорее всего, пришлось бы худо. Тем более, после недавней внезапной ревизии государя в Морском корпусе, когда в иных спальнях (дортуарах, да, да!) буквально горы хлебных корок из-под кроватей выгребали, а сами кадеты выглядели столь жалобно, что государь при виде их только сморщился и отвернулся, пробормотав себе под нос что-то невнятное и явно недовольное.

Пыль с макета иногда осыпалась на столы, порой и прямо в миски с кашей и кружки со сбитнем. Иногда клок запылённой паутины отрывался и падал не на столы, а на кого-нибудь из офицеров, а то и на самого директора. Тогда директор корпуса вспоминал о фрегате, его снимали, стряхивали паутину, стирали паруса, протирали пыль, начищали пушки.

Вешали на место и забывали о нём снова.

Кадеты помалкивали.

Каждый из них лелеял мечту.

Когда-нибудь много лет спустя, каждый из них станет адмиралом (а без такого желания нечего и идти учиться в морской корпус – плох тот солдат, у которого в рюкзаке не лежит маршальский жезл!) и будет с ностальгической улыбкой вспоминать и тень фрегата над головами и ту пыль, которая сегодня падает в чашки. Но сейчас вряд кто обрадуется этой пыли.

Впрочем, пятёрке кадет, которые во время сегодняшнего ужина обосновалась прямо под макетом, было и вовсе не до того.

Они спорили.

Спорили, порой откладывая ложку или отставляя кружку до такой степени важным казался им предмет спора. Невольно повышали голос, тут же осекались, озирались и снова начинали говорить, уже тише, вполголоса.

– Сначала надо понять, где книга может быть, – Лёве остро поблескивал стеклами пенсне. Трое друзей и сами не поняли, как так случилось, что барон оказался в курсе их беды.

– У комиссии, – мгновенно сказал Влас и загнул указательный палец. Остальные мальчишки молчали.

– Совсем не обязательно, – покачал головой фон Зарриц.

– А может, она всё ещё в тайнике, – бросил Венедикт. Все разом уставились на него, потом помор молча загнул второй палец. А Веничка, расхрабрясь, сказал. – Я могу проверить. Мой отец знаком со Шпейерами.