– Хорошо, – задумчиво пробормотал Лёве – свечные огни сдвоенно метнулись, полыхнули пламенем на выпуклых стёклах пенсне. – Если Книги там нет, то она у комиссии. Тогда и будем решать, что делать дальше.
Возражать никому не хотелось.
Да и к чему?
Дверь отцовского кабинета – ореховый шпон, начищенная до блеска бронзовая ручка в виде львиной морды. Венедикт прикоснулся к полированной поверхности кончиками пальцев, хотел постучать, но рука сама собой замерла в воздухе, не прикоснувшись к двери. Кадет чуть слышно вздохнул – смерть как не хотелось этого разговора с отцом.
Страшно было.
Нет, не так.
Было непривычно.
Раньше он тоже не раз просил отца… о разном. Но все те просьбы теперь казались Венедикту неожиданно мелкими, пустячными, ребячеством каким-то.
Теперь было не то.
Венедикт покосился по сторонам, словно его могли застать за чем-то стыдным, но ни в высоком окне, которое выходило из коридора во двор, ни в коридоре никого не было. Да и что стыдного в том, что он собирается войти к отцу в кабинет?
Из-за двери раздалось глуховатое покашливание, и, словно в ответ на него, с лёгким скрипом начала приотворяться дверь в гостиную. Шаркнули старые потёртые туфли – вот-вот кто-то выйдет в коридор.
Нянька Вера!
Венедикт вздрогнул, пугливо оглянулся и, словно боясь, что ему помешают, отчаянно стукнул в дверь.
Иевлев-старший поднял голову, оторвавшись от бумаг и недовольно глянул в сторону двери сквозь очки. На столе перед ним высился полупустой бокал с красным вином, но Венедикт знал отца – подумать, что Сильвестр Иеронимович пьян, мог бы только человек с улицы.
– Важное дело, отец, – Сильвестр Иеронимович не терпел лирических отступлений («Время, сын мой, время! Нет ничего важнее его! Поэтому всегда бери быка за рога!»), и Венедикт решил говорить сразу, в лоб. К тому же хитрить, изворачиваться и выпытывать околичностями – не-по мужски. Да и что выпытаешь, если отец наверняка ещё ничего не знает.
– Настолько важное, что ты решился помешать мне? – сухо спросил старший Иевлев.
– Да, отец. Очень важно.
– Что ж, – статский советник с плохо скрываемым облегчением (должно быть, и сам рад был, что можно отвлечься от работы на какое-то время!) сгрёб со стола бумаги, аккуратно выровнял их в стопу и уложил на бюро в стороне. Отхлебнул из бокала, оценивающе глянул на то, что осталось, покачал головой и сделал ещё глоток. Поставил бокал на бюро, снова глянул на сына сквозь очки.
– У тебя есть пять минут, сударь мой Венедикт.
– Стало быть, книга всё-таки у комиссии, – покусывая губу, выговорил Грегори.
– Точно так, – потерянно подтвердил Венедикт, катая по столу румяную свежую булку – в горло она не шла, и сбитень остывал в кружках. – Был обыск, тайник нашли. Сам Абрам Петрович Шпейер об этом отцу рассказал.