Не-доросли. Книга 4. Бубновые тузы

– Я не продался, если ты о том, – упрямо и напрямик бросил Глеб. – Им… им помощь наша нужна…

– Москалям-то? – скривил губы Кароляк. Иногда Глебу казалось, что в неприязни (или даже ненависти!) приятеля к русским есть что-то зоологическое, словно отвращение человека к какому-то ползучему гаду. И в такие мгновения ему становилось не по себе. – Какую помощь ты можешь оказать им в их москевских делах?

– Я – почти никакой, – смиренно сказал Глеб, опуская глаза. – А вот ты пожалуй можешь. Или… пан Олешкевич…

– Ты!... – Кароляка проняло, он едва не подавился пивом и вытаращился на приятеля сквозь табачный дым, густой завесой висевший в трактире. – Ты что…

– Нет, – Невзорович криво усмехнулся. – Я ничего им не рассказал, конечно же.

Габриэль несколько мгновений смотрел на него, словно соображая, можно ли верить этим словам, потом сделал крупный глоток, отставил стакан и сказал, утирая усы (не будет у них жёстких и острых кончиков!):

– Рассказывай.

Глеб несколько мгновений помолчал, собираясь с мыслями и вновь прикидывая, с чего начать, потом, наконец, сказал:

– Я многое понял из ваших с Олешкевичем разговоров, – он говорил, осторожно подбирая слова, словно обращаясь с ретортой гремучей ртути, которая могла взорваться от любого неосторожного чиха. – И не только из них. Вы состоите в тайной ложе…

– Не тяни, – нетерпеливо сказал Габриэль. Он чуть навалился грудью на столик, весь подавшись вперёд, прямо к Глебу. Казалось, вот-вот, и он бросится на приятеля с кулаками. Даже кулаки сжал. Кто со стороны мог бы подумать, что говорят два заклятых врага. Но досужих зевак поблизости не было – два литвина нарочно выбрали в трактире самый тёмный угол.

– Вам нужно, чтобы я был с вами, – прямо сказал Глеб. – Так? Я даже знаю для чего – чтобы подобраться поближе к наместнику через меня и моего опекуна.

– Предположим, – процедил Габриэль, подавшись к Невзоровичу ещё сильнее. Глеб прекрасно отдавал себе отчёт, что стоит Кароляку только свистнуть – и к нему подскочат сразу трое или четверо – где-то в углу сквозь гомон отчётливо слышалась польская речь. Глазов кабак был прибежищем не только русских мошенников и воров, но и польских фальшивомонетчиков, Габриэль как-то сам пояснил Невзоровичу эту особенность.

– Я согласен вам служить… быть с вами, – тут же поправился кадет. – Служить великому делу Речи Посполитой. Но я прошу помощи…

– Для друга-москаля, – устало сказал Габриэль, разжимая кулаки. Напряжение сгинуло, словно лейденская банка разрядилась. – Чего ему надо?