Не достигнуть координаты Х

Не мог же я сказать, что ей семнадцать уже двадцать третий раз.

С одной стороны, я понимал, что вести диалог дальше бесполезно. Но с другой – мама была буквально единственным человеком, который мог раскрыть все карты, ответить на все мои незадачливые вопросы, но почему же она так умело уходила от разговора? Может, дело в том, что я так же неумело строил этот разговор?

Я решил перейти к вопросам «в лоб».

В памяти всплыли фотографии из спальни Кита.

Я говорю:

– Почему на фотографии с дня рождения Дэниэла…

– Как у Виктора дела?

Я смотрю на маму.

На её лице ни тени недовольства. Её лицо выражало отточенный интерес к тому разговору, который она только что завела.

Как будто последних пяти минут до её вопроса вовсе не существовало.

Я сдавленно вздыхаю.

– Отлично, – мой ответ. – Почему ты спрашиваешь?

– Видела его с родителями недавно в «О’Нилл», – рассказывает женщина. – У Натальи и Евения была, вроде как, годовщина.

Я прыскаю.

– Ваши официантские сплетни или родительские слухи?

Мама горделиво усмехается.

– О, мы, официанты, все поводы посетителей знаем, – и тут же добавляет, но менее оживленно: – Правда, особо счастливы они не были. Особенно Виктор.

– Они не ссорились?

– Может быть, – мама жмет плечами. – Не мог же Виктор просто так уйти от них как будто бы «в туалет» и просидеть в курилке у чёрного входа полчаса.

Я тоскливо отвожу взгляд.

– Они часто ссорятся, – замечаю я.

– Бедный мальчик, – мама вздыхает. – Что они не делят?

– Его будущее.

– О, вечная проблема отцов и детей, – она лишь кивает. – Куда ему не разрешает идти?

– В актёрское училище.

Мамино лицо озаряется улыбкой.

– О-о, Ви-иктор, – пропевает женщина. – Он наш молодой Кристиан Слэйтер?

Я задумчиво хмурюсь.

– Почему он?

– Не знаю, – мама прыскает. – Мне нравился Слэйтер. Особенно в «Интервью с вампиром», хотя в кадре он появлялся не так часто. Но ему очень шли очки…

– Он и сейчас ничего, – усмехаюсь я. – В «Мистере Роботе» снимается.

– О, в твоём любимом сериале? – оживленно протягивает мама. Я киваю. – Хорошая у него роль?

– Отличная.

Мама тут же усмехается.

– Странный вопрос, конечно, – говорит она. – Моему сыну что попало не нравится – особенно, в кинематографе.

Я слащаво улыбаюсь.

Но счастья мало в этом факте.

Я задумчиво смотрю в окно, а в голове всплывает разговор с Виктором, произошедший у этого же окна немногими неделями ранее. Вспоминаю о похоронах его надежды, о его отчаянии и злости, бурей смешавшейся внутри моего друга, о тех словах, что он сказал мне. Вспоминаю о пачке «Данхилла». Вспоминаю его слова.

Вспоминаю свои слова.

Словно сценарий.

– Мам, – едва слышно говорю я.

Но она слышит меня и слышит ясно.

Мама поворачивается ко мне всем торсом своего тела и внимательно внимает мою речь.

Собираясь с силами, я пытаюсь продолжить дальше:

– Я заканчиваю школу в следующем году, и…

Пальцы дрожат.

По спине бежит холодок.

На лице мамы – ни капли стресса.

Она тоже знает сценарий?

– И… – тяну я. – Как ты думаешь, куда мне стоит пойти после школы?

Мама смущённо сводит брови.

– А куда ты хочешь?

Я саркастично закатываю глаза.

Фантомная фигура Виктора Полански шлёт мне подзатыльник.

– Будь я сейчас каким-нибудь миллиардером, я бы стал учиться на кинопроизводстве. Делал бы кино. Получил бы «Оскар» в двадцать пять.

– А что тебе мешает? – спрашивает мама.

Я тут же перевел непонимающий взгляд на неё.

Она точно знает сценарий?

Мама улыбается.

– То, что я не миллиардер, – говорю я.

– А больше вариантов нет?

Меня напрягает её слишком уверенный и насмешливый тон.

У неё свой сценарий.

Я задумчиво свожу брови к переносице, кручу пальцами у лба.

– Ну, вполне возможно, – совсем несмело произношу я. – Что в какую-нибудь киношколу я смогу получить грант. Но для этого надо либо очень хорошо учиться, но я уже потерял слишком много времени… либо стать капитаном нашей школьной команды. Но с моим физическим здоровьем, – я усмехаюсь. – И страстью к вредным привычкам я вряд ли чего-то добьюсь.

Мама внимательно внимает мое каждое слово и по итогу качает головой.

– Но это твоё главное желание? – уточняет она. – Стать режиссёром?

Мне совсем не нравится её тон.

По моему сценарию разговор должен был давно закончиться скандалом. Я должен был увидеть, как вмиг рушатся все мои детские и подростковые мечты, а мама хлопнуть дверью, запретив мне впредь и далее даже думать о таком. И курить сигареты.

На лице моей мамы – улыбка.

Я сдавленно продолжаю:

– Да, но… желания мало, – похоже, тут я покраснел. Но в призрачном отблеске неона краску на щеках не разглядеть. – Режиссёром просто так никто не становится. Да, я знаю, что не обязательно ехать в Голливуд и добиваться там славы, но проблема…

Нужные слова не приходят на ум, а ненужные липнут на языке.

– … Проблема в том, что кино – это не тот вид искусства, который можно создавать только для себя, – с трудом выговариваю я. – Ты можешь писать картины для себя, писать поэмы для себя, сочинять музыку для себя, но кино для себя не снимешь. Кино – это коллективное искусство. Ты можешь создавать этот предмет искусства благодаря актерам, художникам, музыкантам и сценаристам. Ты никак не сможешь снять кино один.