Не горюй о сердце — я скую другое (СИ)

Бок о бок с ней спешила озлобленная, сердитая стая, скакали ягинишны на своих бешеных, нервных конях, не имевших ничего общего с обыкновенными людскими лошадками, но удивительно похожие на них. Сивка под Марьей ходил нетерпеливо, смотрел огненным глазом и взвивался, спеша, перемахивая через пни и кочи. Она вновь вырвалась вперед, как и давеча, но теперь Марью манили и подгоняли не дикий азарт и жажда гонки, а страх за Кощея. Страх разливался в ее душе, привольно выхлестываясь, запутывая все.

Лихолесье выпустило их на границу, напутственно подтолкнув в спину, и Марья задохнулась. Сразу увидела: привычно-пустую полосу между лесом и рекой устилают тела, пятнает грязно-бурая кровь. Она закричала, яростно рванула меч. Ее снарядили, надели на нее боевой доспех; голову тяжелил подогнанный шлем, слишком изящный, чтоб подойти кому-то из волкодлаков, рядом с которыми она казалась маленькой тряпичной куколкой. Кольчуга лежала на плечах тяжело, но она же и вселяла в Марью уверенность, как будто бы делала ее внушительнее.

Следуя за ней, волкодлаки и ягинишны влились в свалку тел, копошившуюся у реки. Среди дружинников Всеслава было больше пеших: они уж знали, как волкодлаки сводят с ума животных, кусая за ноги, и те ржут, поднимаясь на дыбы и стряхивая всадников. Однако ж и воин с копьем мало что мог сделать громадному оборотню, лязгающему клыками и завывающему, как орда ночных кошмаров. Проносясь, Марья наискось, свесившись из седла, рубанула какого-то зазевавшегося воина, не чувствуя мучительных сомнений. Добрая сабля, подаренная ей казанским ханом, запела и ужалила пребольно, рассекая плоть между плечом и шеей (его шлем был кем-то содран, являя перепуганное лицо). Дружинник упал как подкошенный, кровь густо лизнула саблю, а Марья, пьянея, лягнула Сивку и послала его вперед. Подле нее надрывно голосила Любава, пугая дружинников — из ее горла лились такие вопли, что и Марье хотелось покрепче уши зажать.

— Кресты с них срывайте! — прогремел голос Кощея, заставив Марью порывисто обернуться. — И в воду! В Смородину!

Смородина волновалась рядом, готовая принять жертву в беззубую слюнявую пасть. Да только кресты были под надежными новыми кольчугами, сиявшими на солнце, и Марья не вняла странной просьбе.

Марья столкнулась с копейщиком, безумно пучившим глаза; тот попытался ударить Сивку, но конь неведомо отпрыгнул, как кошка скакнула, невредимый и злой. Острие задело наруч Марьи; злая сила удара отдалась по руке, хлестнуло болью, но она не выронила клинок. Свесившись, Марья с оттяжкой хлестнула его поперек груди саблей и рыкнула сквозь зубы, чувствуя боль, прострелившую запястье. Но копейщик упал, раскинув руки, а Марья подхватила падающее копье, взвесила — оно было тяжелее, чем ожидалось, а она привыкла к хищно изогнутой звонкой сабле. Но, навскидку прицелившись, зашвырнула копье в воина, наседавшего на седоватого волкодлака. Копье вдарило его в бок, заставив изумленно поперхнуться кровью, а оборотень довершил дело мощным махом когтей, раскроил его шею и, мимолетно кивнув Марье с благодарностью, метнулся прочь, к другому врагу. И тут же рухнул, напоровшись на меч хитрого противника, заскулил, бессмысленно лязгая пастью… Марья взвизгнула, но не смогла достать воина, убившего волкодлака. Конь уносил ее дальше.

Вдали, за темными воинами и серыми волками, свалившимися в общую кучу, как пьяные на ярмонке, идущие стенка на стенку, Марья рассмотрела мужа — в седле, с такой же кривою саблей, хищно разившей. Подле него, вздымаясь на задние лапищи, рычал и грызся Вольга — поднимаясь над дружинниками Всеслава, он казался настоящим богатырем, страшным великаном. Он хапнул чью-то руку, заставив выронить меч и завизжать, затрепал головой; махнул хвостом, сшиб кого-то, подло заступившего за спину…

Перед Марьей, пересекшей поле быстро, как скоро вспыхивает степной пожар, смыкая строй, сгрудились ярославские дружинники, прикрываясь щитами от волкодлачьих когтей, и Сивка заволновался, приплясывая. Тогда Любава, до того следовавшая за Марьей верной тенью, сунула руку в притороченную к седлу суму, пошарила там и кинула что-то под ноги воинам. Земля тряхнулась, вырываясь у них из-под ног, и дружинники рухнули в черных комьях почвы, а волкодлаки кинулись к ним, радостно подвывая. «Разрыв-трава», — поняла Марья и кивнула ведьме. У Любавы тряслись губы, словно она силилась не разрыдаться.