Не горюй о сердце — я скую другое (СИ)

Стало жаль, что Марья не может сразиться вместе с волкодлаками. Их было куда меньше, чем людей в сборном войске Китежа — подъезжая к стану, Марья различала стяги разных князей. Не один Ярославль явился поддержать княжича Ивана, но и Чернигов, Нижний Новгород… Резко дернув поводья, Марья остановила коня, когда навстречу ей выбежали воины — лиц их она не видела под шлемами, но могла догадаться, что под ними кроются яростные оскалы. Позади разливался скулеж волкодлаков, слышался звон стали. Лошадь заходила под Марьей, напуганная грохотом сечи и обнаженным оружием перед мордой. Любава позади пискнула, чуть не свалившись. Кощей молчал — Марья даже успела забыть, что он за ее спиной, а точнее, старалась не думать, что ей предстоит предать мужа, пусть и понарошку.

— Помогите! — завопила Марья, отпуская поводья и вздергивая руки, чтобы встретившие ее воины видели, что она всего лишь безоружная перепуганная женщина. За ее спиной точно рассмотрели пленного Кощея и еще одну вопящую девицу в придачу, так что один из воинов побежал обратно к шатрам — должно быть, позвать кого-то главнее. — Я Марья! — надрывалась она, решив шуметь побольше и изображать панику. — Марья Всеславна, дочь ярославского князя!

Старое имя горчило, от него Марья давно отвыкла, пусть ему на смену и пришло прозвище, данное не за благородные заслуги, а за бешеную бойню. Но сейчас она постаралась вспомнить, отыскать в душе ту самую перепуганную девицу, что рванулась в лес, спасаясь от разбойников, разграбивших повозки с ее приданым. Марья свалилась с лошади прямо в руки одному из воинов. Он пробормотал нечто неразборчивое, оглядываясь на других дружинников. Те окружили лошадь, на которой оставался Кощей, взиравший на них с презрением и холодностью, но не пытался освободиться. Возможно, эти воины не знали его в лицо, но должны были догадаться по тому, что слышали о похищенной Марье. Один из них помог Любаве спешиться — та притворялась, что забыла, как говорить, а может, и впрямь потеряла дар речи от испуга.

Послышался пронзительный вой — так волкодлаки передавали приказ об отступлении. Марья обернулась и заметила, как волки оттаскивают раненых товарищей, тех, кого еще можно было спасти с помощью лекарей, и как воодушевленные китежцы наступают им на пятки. Бегство должно было выглядеть… естественно. К тому же, из леса другие силы откликнулись грозным ревом, и воины заволновались, глядя в спины убегающим к мосту волкодлакам. Гнаться не стали — напротив, лагерь завозился, как Вольга и рассчитывал, получив ценный трофей, самого Кощея, они не стали бы держать его на границе, где пленника легко отбить.

Обернувшись, Марья увидела, что к ним спешат всадники. Один был ей незнаком, но за ним следовало несколько копейщиков, и она решила приглядеться. Важный человек. Он был молод, однако его повелений слушались беспрекословно, и держался воин так же уверенно, как и отец Марьи, ехавший чуть позади. Дружинники кинулись к Кощею, уволокли его на землю и поставили на колени. Он зарычал — негромко, как рассерженный зверь; наверно, перенял привычку у Вольги.

Кощей уверял ее, что он в порядке, но Марья видела тень боли на его искаженном лице… Грубые пеньковые веревки, которыми его связали, не причиняли мучение, однако воспоминания ранили куда больше. Он снова был чьим-то пленником, и ему не следовало рассчитывать на милосердие своих хозяев. Марья увидела ликование на лице молодого воина, подъехавшего и снявшего шлем. Он не был похож на княжича Ивана — поговаривали, у него золотистые волосы, потому что он особо отмечен Белобогом. У этого воина были каштановые кудри и аккуратная борода… Ей стало жаль, что к Лихолесью не явился китежский княжич, иначе все можно было закончить сегодня. Как и говорили на совете, Иван скрылся за границей Китежа.

Дружинник, охранявший Марью (в действительности — удерживающий ее) подтолкнул ее к родителю. Она не была готова встретиться с ним снова, но вид отца не вызвал у Марьи прежней ярости — должно быть, потому что в этот раз он не вторгся в земли, которые она привыкла защищать, а медленно приблизился к ней.

— Отец! — крикнула Марья, как бы выбиваясь из последних сил. Ее сердце и правда колотилось под горлом.

Она ночью представляла свою встречу с отцом. Прошлая свершилась быстро, Марья не смогла толком ничего запомнить; еще и из-за удара по голове поблекла часть ее воспоминаний. Сейчас Марья увидела на его лице, перечеркнутом шрамом, истинную радость, облегчение. Незнакомый взгляд — каким никогда не награждали маленькую надоедливую княжну.

Князь Всеслав по-медвежьи крепко обнял ее, прижимая к себе; его не заботила ни дружина за его спиной, ни то, как замерла и сжалась Марья, окаменевшая помимо воли. Ей захотелось вырваться и кинуться к мужу, но она быстро подавила этот порыв.

— Девочка моя, я знал, что ты вернешься! — выдохнул отец. — Что вспомнишь…