Я с 16 лет в этом бизнесе. Когда я учился в 9 классе, у меня уже был свой ансамбль вокально-инструментальный в Кемеровской области. Я ими руководил, сам пел, и певцы у меня еще были. Я отлично чувствовал, какая музыка нравится населению. Мы играли Антонова, Леонтьева, Пугачеву, «Машину времени» – самые главные, широкоформатные хиты всей страны.
Я всегда работаю только с тем, что мне нравится, во что я влюбляюсь. А с другой стороны, я музыку делаю поперек трендов. Люди, идущие поперек трендов, всегда выигрывают, потому что, с одной стороны, у тебя есть поток, а с другой – твой проект. И при столкновении этот самый поток тебя наверх и вывозит. Но важно понять, что здесь срабатывает чуйка. Здесь талант нужен.
Леня не верил, что мы соберем «Олимпийский». У меня тоже были огромные опасения. Но я хотел совместить два бренда – Агутин и «Олимпийский». Окончательно таким образом поставить точку в вопросе «Кто такой Леня Агутин?». Сделать из него автора и артиста «в законе». При этом я попал на огромные деньги, меня подвел один партнер. Я все тянул на своих плечах. Заложил квартиру вместе с семьей – тогда так можно было. Но достаточно быстро рассчитался – за полгода. Сказал об этом потом Крутому, он долго ржал, говорил: «Ну ты дебил». Но выхода не было – реально.
Народ нас любил. В то время у Лени было три первых места на радиостанции «Европа Плюс», которая нас поддерживала очень-очень сильно. Французы, помню, офигели и послали Леню в Париж, на какое-то радио, а российское отделение «Европы Плюс» подарило ему белый ВАЗ-2105 – отдавали на Красной площади, это было красиво. Но Леня в те времена уже на «Лексусе» ездил. И ту «пятерку» мы решили подарить маме Лени.
Сама фраза «Парень чернокожий» – она очень драйвовая, она качает. Леня всегда всегда обращает внимание на то, как звучит слово, насколько оно может раскачивать. «Асфальтовые тропинки» [из песни «Летний дождь»] – тоже им придуманное словосочетание. Он в этом смысле немножко Пушкин. Он переделывает слова, меняет ударения только для того, чтобы слово качало. Как он «Парня» написал, я, честно говоря, уже не помню, но повторяю – никакого социального смысла в этом абсолютно не было. А музыка до сих пор звучит хорошо, потому что она сделана с таким черным драйвом. Музыка у него всегда живет вместе со стихами, поэтому у Лени песни – не треки, а песни. Ну и музыканты блестящие записывались тогда с ним. Коллектив мы собрали сумасшедший: до сих пор работает 90 %.
Сколько у Лени было эфиров – столько не было ни у кого. Я реально заливал телеканалы деньгами, чтобы покупать места в эфирной сетке. Это как сейчас многие вкладываются в посевы в соцсетях. Леня звучал отовсюду: вышла первая пластинка «Босоногий мальчик», и из каждого ларька, где продавались компакт-диски, она звучала. И из каждого окна горожан, которые эти диски уже купили, и из автомобилей – и так далее. Конечно, ему голову сорвало. Условно, он уезжает на гастроли куда-то: по сложившейся практике, если артист уезжает на гастроли, как правило, он дает интервью местной прессе. Или иногда артисту нужно прийти на ужин к какому-то спонсору – это, в общем, мировая бизнес-практика. А Леня начал не исполнять эти обязательства, мягко скажем. Где-то девчонки мешали, где-то – алкоголь, где-то – просто лень и так далее. Причем это происходило даже в Москве. «Нет, не хочу я сегодня идти к этому журналу. Ну не хочу, давай завтра». А там команда вся собрана: визажисты, фотографы, камеры, ну и так далее. И однажды мы с ним на эту тему сцепились. Я не помню, какие слова он говорил, но какие-то очень-очень обидные. Я отрубил телефон свой. А ровно через две недели Леня звонит как ни в чем не бывало – душка душкой. Спросил, как у нас дела; говорит, давай мы вот это будем делать и вот то. И я тоже не сказал ему ни слова про тот разговор. Но после того конфликта ни разу не замечал за ним неправильных поступков.