Не обижайте Здыхлика

Тетка-мент немножко позаписывала чего-то в бумагах. Потом Мамашу подозвала: присаживайтесь, говорит, к столу, пишите заявление. Вы, говорит, имеете право подать в суд и получить денежную компенсацию с родителей мальчика.

Мамаша так оживилась сразу. Да, говорит, компенсация – обязательно! А то этот разбойник – моего Вову! А у нас будут расходы на врачей!

Чего-то там она понаписала, тетка-мент у нее забрала, а сама говорит: но, может, вы к его родителям сходите, сами как-нибудь разберетесь. Мы, говорит, семью эту теперь на заметку, конечно, возьмем – а сама так на нас смотрит, прищурилась, типа вдруг видеть плохо стала, – а вы все-таки сходите, чем через суд, может, сами быстрее договоритесь.

И пойду, говорит Мамаша. И схожу. Я им такое устрою, мало не покажется. Воспитывают зверенышей. Только вы, говорит, мне все-таки полицейского с собой дайте, а то, может, у них там криминальная обстановка.

Тетка-мент усмехнулась, головой потрясла. Говорит, что вроде как она так сделать не может, у нее людей свободных нету, все заняты. И вообще типа ваш визит к этой семье – это ваша личная инициатива. Это типа она так все повернула, как будто Мамаша сама решила к нам идти деньги трясти с наших родителей, а не тетка ей присоветовала. Во как людей лечат! Если бы я так умел, никогда бы голодный не ходил.

Это мы еще посмотрим, как у вас кадров нет, говорит Мамаша. Хорошенького подхватила и понеслась по коридорам. Уж она там визжала-визжала, а только никого ей в помощь так и не дали. Может, правда, все делами заняты, а может, это потому что зря она с ментами спорила. С ними никогда нельзя спорить, я слышал давно, папа маме говорил. Что они, может, и не самые главные, но живут как самые главные и очень не любят, когда с ними спорят.

Мамаша вернулась злая, дышит быстро, волосы все в разные стороны, у Хорошенького морда жалобная и уставшая. Мамаша отдышалась, волосы рукой пригладила. Пошли, говорит мне. Пошли, говорит, к твоим родителям.

Ну, я вообще ни с кем спорить не люблю. Я пошел. Тем более из ментуры вот так запросто отпустили. Я слышал, это большая удача.

Идем мы, идем, Мамаша Хорошенького за руку волочет, Сестренка за мою штанину держится, топает ножками легко-легко. И Мамаша так еще приговаривает, как будто сыночку своему, а на самом деле сама себе: ничего, Вова, вот придем к этим нехорошим людям, они пожалеют. Они нам заплатят. Мы им покажем, где раки зимуют.

Я слушал, слушал, потом что-то так смешно стало, как будто кто щекочет изнутри, ну вы понимаете. Я засмеялся.

Так мы и дошли до самой нашей квартиры. Мамаша бормочет, я смеюсь. А сам думаю: как плохо, что у папы выходной. Если бы он сегодня работал, мама бы ничего ему не рассказала про то, что Мамаша приходила. Она бы ее просто забыла. Но ничего, думаю я, может, папа уже как следует отдохнул и спит. Тогда пронесет.

Открываю я дверь ключом, мы с Сестренкой заходим. Мамаша с Хорошеньким тоже за нами зашли – и как встанут, как будто на стекло наткнулись. У Мамаши аж рот открылся. Хорошенький лицо сморщил, брови сделал такими косыми, как если бы ревел, и говорит: мама, пойдем домой, а?

И лучше бы она его послушалась, честное слово. Но она рот как дура разинула и стоит, только по сторонам смотрит. И тут вышел папа.

Папа уже начал отдыхать, но еще не отдохнул. Он после работы, да и в выходной тоже, когда вечер, всегда старается так отдохнуть, чтобы не видеть, не слышать и не думать вообще. А то на работе упашешься, домой придешь, а тут мы, и папа всегда говорит, что вот бы его глаза нас не видели. И маму тоже. Ну а чтобы твои глаза никого не видели, это надо о-го-го как отдыхать. И вот пока он отдыхает, его лучше вообще не трогать. А то он очень злится, что ему не дадут отдохнуть.

И вот как раз папа начал отдыхать, а тут и мы пришли. Если бы не Мамаша, мы бы до ночи гуляли и потом бы только домой вернулись тихонечко, и быстренько бы спать легли, и ничего бы такого не было.

Но мы пришли рано, и еще с чужими, и папа это увидел.