Не обижайте Здыхлика

Не было там никакого крыла, а был такой же коридор с палатами, как и у нас, только в палатах девчонки лежат, тоже у каждой своя кроватка и тоже все в пижамах. Я в каждую заглядывал, а они на меня смотрели, но только Сестренки все не было и не было, и я шел дальше. И только в предпоследней палате я ее увидел. Как увидел, так сразу и захотелось мне кому-нибудь больно врезать от души. Волосики у нее на головке были все-все выстрижены, как и у меня. И она была не в кроватке, а в такой штуке типа клетки с прутьями, из которой не вылезти никак, ну то есть я бы вылез, конечно, там сверху прутьев не было, только стены из прутьев, а потолка нет. Только Сестренка, вы же знаете, она лазить совсем не умела. Кофта на ней была большая, а штаны от пижамы совсем маленькие, тесные, а главное, мокренькие, ну, вы понимаете. И простынка тоже мокренькая, целое пятно расплылось. Сестренка стояла своими ножками прямо в этом пятне, держалась пальчиками за прутья и плакала, тихо-тихо. А когда меня увидела, тогда уж громко заплакала. Я ее обнял прямо через прутья, и мы так с ней стояли. Потом я снял с нее мокрые штанишки, вытер ее немножко той штаниной, которая была сухая, повесил штаны на кровать и дал ей хлеб, и она его ела, а я ее гладил по спинке. И вот она только перестала вздрагивать, как вошла та толстая тетка, которая мне не дала тарелки с едой. Сестренка сразу весь хлеб в рот засунула и стоит с раздутыми щеками, такая смешная, вот если бы мы не в больнице были, я бы точно стал смеяться, а так было не смешно совсем. И толстой тетке тоже смешно не было. Как начала она орать: ты зачем, такая-эдакая, в штаны намочила, не стыдно? Или тебя, такую большую, проситься не учили? И штаны мокрые хвать, и Сестренку ими по попе: раз, другой! А Сестренка молчит, у нее хлеб во рту и только слезы по щекам катятся. Тетка из-под нее простынку мокрую как рванет, Сестренка аж шлепнулась, а тетка ей: будешь, говорит, на голой клеенке спать, раз проситься не умеешь, такая ты растакая, белья на вас не напасешься, на сволочей на маленьких.

Мне очень хотелось ее пнуть или укусить, но я только сказал: а вот если вас так в клетку посадить, чтоб в туалет нельзя было выбраться, вы бы тоже, небось, в штаны намочили. А проситься, кричит тетка. Проситься надо! Тут другие девчонки и то за Сестренку вступились: она, говорят, и просилась, только взрослых никого не было, а мы ее вытащить не смогли, тяжелая. И врете вы все, кричит тетка. Я, кричит, каждые два часа к вам захожу, и никуда она не просилась, а просто взяла и в штаны напрудила, сволочь.

Тут уж Сестренка совсем заплакала, рот у нее открылся, а оттуда хлеб лезет серой кашей. Я только хотел ее по спинке погладить, как тетка вдруг на меня вытаращилась: да ты ж мальчишка, говорит! Что, говорит, ты тут делаешь, а ну пошел, тут девочки лежат! Я и сказать ничего не успел, как она меня вытолкала и дверь закрыла. Сильная.

Только ночью мне удалось до Сестренки опять добраться. Все уже заснули, и та тетка, которая, мальчишки сказали, называется дежурная, тоже в коридоре за столом заснула, голову на руки бух – и спит. Ну, уж ходить-то тихо я умею, это вы будьте спокойны. Дошел до палаты, а там тоже спят все, и Сестренка. Я одеяльце откинул, гляжу – штанишки ей другие дали, сухие, а простынку так и не положили, одна холодная клеенка. Я ее так тихонечко за плечико: вставай! Она глазки открыла, поднялась на ножки, а я пока стул притащил. Встал на стул, ее под мышки – и вынул. Тапочки ее поискал – нету, не дали, наверное. Хотел у какой-нибудь девчонки стырить, этим все равно другие дадут, но Сестренке все тапочки были маленькие и с ножек сваливались, так что она пошла со мной босиком.

Я сначала думал: приведу Сестренку к себе в палату, будем с ней вместе лежать, тем более что завтра, как сказали мальчишки, нас с ней точно должны покормить. Но потом решил: все равно ведь наутро у меня ее отберут и опять в клетку посадят. Нет уж, живите, думаю, сами в вашей больнице и сами свой суп ешьте с кашей, ставьте друг друга на питание, сколько вам влезет. А у нас дом есть, вот и пойдем мы с ней домой.

Мы и пошли домой. Все в больнице спали, а кто не спал, тот тоже ведь не может в разных местах сразу находиться. Мы спустились по лестнице вниз, на первый этаж. Там, внизу, за столом сидел дядька в пятнистой форме, не в ментовской, а в другой, и фуражка другая, так мы дождались, пока он в туалет выйдет, и к двери. Только дверь закрыта оказалась. Я еще подумал: вот дураки-то здесь работают, раз дверь можно просто на замок закрыть, на фига дядьку в форме сажать? Мы тогда зашли в маленькую одну комнату, там еще всякие склянки были в шкафах и написано на двери «Процедурная». Вошли, я окно тихонечко открыл, выпрыгнул, Сестренку на руки подхватил, и мы пошли дальше. Я боялся, что придется через забор лезть с Сестренкой, но в заборе оказалась большая дырка. Сестренку я сразу взял на закорки и в основном нес, она же босиком была, ну, когда уставал сильно, она немножко шла сама, а я отдыхал.