Не погаси огонь...

– Дурно выглядите, Петр Аркадьевич, – громко проговорил Дедюлин.

Столыпин даже вздрогнул от такой бесцеремонности. Сидевшие рядом повернули удивленные лица.

– Вот мы тут с шталмейстером Курловым обсуждаем: что это с вами? – продолжал комендант, расправляя над камзолом пуки скобелевской бороды. – Нездоровится или приутомились от дел?

Министр посмотрел на Курлова. У Павла Григорьевича забегали глаза:

– Нет, я бы не сказал… Хотя, впрочем… Вид утомленный.

Дедюлин был известный грубиян. Но поведение «товарища»… Губы Курлова побелели от напряжения. Еще укусит, право. Взгляд же трусливо ускользал. «Вьюн. Что это значит?..»

– Плохо выглядите, весьма плохо, – безапелляционно заключил флигель-адъютант и поднял руку, прищелкнул пальцами, подзывая лакея. – Коньяку? Шампанского?

– Не пью, – отказался Столыпин. – Действительно, печень пошаливает.

Не столько слова дворцового коменданта, сколько поведение Курлова озадачило его. Заполучить этакого угря в «товарищи»! Козни Николая. Царь любил, посмеиваясь, «сажать двух пауков в одну банку». Ну да Павел Григорьевич – еще полбеды, с трусливым интриганом он совладает. Куда опасней Распутин, Вырубова и Дедюлин, который, судя по всему, решил выступить против Петра Аркадьевича открыто.

ИЗ ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА МОСКОВСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ В ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ

17 августа текущего 1911 года в 19 километрах к югу от г. Парижа, в м. Лонжюмо закончилось чтение лекций в школе партийных пропагандистов и агитаторов Российской социал-демократической рабочей партии…

Вольнослушатели школы:

…4) «Серго», грузин или армянин по народности, ярый ленинец по убеждениям; его приметы: около 26 – 28 лет от роду, среднего роста и телосложения, продолговатое худощавое лицо, брюнет, усы и борода бриты, волосы зачесаны назад; носит черный костюм, белую соломенную шляпу, штиблеты; по-видимому, интеллигент; приличная внешность. Заявив о болезни горла или уха, уехал из Лонжюмо в Париж, якобы делать себе операцию. Имеются полные основания утверждать, что и он также командирован Лениным с особыми инструкциями в Россию.

Полковник Заварзин

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Дежурный офицер дворцовой охраны разыскал полковника Додакова:

– Флигель-адъютант Дедюлин незамедлительно приглашает вас к себе.

Виталий Павлович поспешил в кабинет коменданта.

Не дослушав его рапорта, генерал оборвал:

– Вы осведомляете Столыпина обо всем, что происходит во дворце, не так ли? – И, не дав опешившему полковнику возразить, стукнул по столу. – Ма-алчать! Наушников я во дворце не потерплю!

Вены на висках Дедюлина начали надуваться. За недолгие месяцы службы во дворце Додаков успел изучить характер этого жестокого старика.

– Решайте: остаетесь здесь и отныне выполняете только мои распоряжения или сию же минуту – вон из дворца! Возвращайтесь в свой вонючий департамент!

Виталий Павлович вытянулся, прижав ладони к бедрам. Что ответить? Дедюлин, подобно министру двора барону Фредериксу, был мишенью издевательских шуток в свете за свою беспредельную глупость, сравнимую разве что с его грубостью. Однако царь жаловал и того и другого. Дворцовый комендант обладал огромной властью. Он имел в своем распоряжении целую армию воинских и полицейских частей, подразделения жандармского корпуса, широкую сеть тайной агентуры. Он ведал организацией личной охраны царской семьи. Додаков подчинялся и коменданту, и, как офицер жандармского корпуса, – своему шефу Столыпину. Что же отвечать?..

– Можете возвращаться в департамент, – понял по-своему его молчание флигель-адъютант. – Любопытно знать, что вы будете там делать без Столыпина?

Это «без» прозвучало предостерегающе. Виталий Павлович и сам уже не раз улавливал в разговорах высших сановников нотку небрежения при упоминании имени премьера. Об этом он исправно докладывал шефу. Не успел он передать лишь слова царицы Александры Федоровны, произнесенные ею вчера, после отъезда Столыпина из дворца. «Он вертит тобой, как куклой! – раздраженно сказала она Николаю. – Сколько можно колебаться, Ники!» «Тебе легко говорить! Но столько дел! Кто управится с ними!..» ответил император. Этот разговор происходил в присутствии Додакова. Ни царь, ни царица не обратили на него никакого внимания, как на стул или на слугу.