Допрашивающих однако же не удовлетворяла столь саморазоблачительная исповедь. Они стали уточнять: когда и при каких обстоятельствах террорист познакомился с Кулябкой. И на эти вопросы Богров дал самые чистосердечные ответы. Он рассказал и как связался с анархистами, и как предложил свои услуги охранному отделению. Чем дальше, тем больше загонял он следователей в тупик: если он революционер, то почему же столь рьяно служил осведомителем? А если сотрудник охраны, то почему же стрелял в своего министра? Зловещее, азефовское проглядывало в возбужденном, изуродованном сизыми кровоподтеками лице этого юноши. И хотя он спешил ответить на любой вопрос, все очевидней становилось: что-то главное он таит. Почему? Зачем?..
– Прибыл вызванный для дачи показаний подполковник Кулябко, – шепнул, склонившись к уху прокурора, дежурный офицер.
– На сегодня с Богровым достаточно, – отложил перо прокурор. – Дайте ему листы, пусть собственноручно запишет свои показания. Свяжитесь по телефону: все ли готово в крепости?
Через несколько минут дежурный доложил:
– Все готово. Конвой ждет.
…Прошу Ваше Превосходительство уведомить меня, может ли арестант Богров, покушавшийся на статс-секретаря Столыпина, быть заключен под стражу в «Косом капонире» в отдельной камере и когда может быть он доставлен в Ваше распоряжение.
…Командующий войсками разрешил принять. Прошу распоряжения, чтобы, присылая его в «Косой капонир», не называли караулу ни имени, ни фамилии его. О часе, в который будет доставлен, прошу предупредить меня, чтобы заранее отдать распоряжение караульному начальнику.
Препровождается при сем арестант № 1 для содержания под стражей в «Косом капонире», согласно данного Вам распоряжения Киевским комендантом, в принятии которого прошу выдать конвойным унтер-офицерам квитанцию.
Препровожденный при записке от 2 сентября 1911 года Начальником Киевского ГЖУ политический арестант № 1 вместе с вещами и деньгами два рубля 58 копеек принят мною в «Косой капонир» 1911 года сентября 2 дня в 5 часов утра.