Не с того конца

-- Ума не приложишь, сынок? А ты? ведь умный, ученый. Что же я тебе умного скажу, я, глупый, темный старый пономарь? Я, сынок, ума себе тоже не приложу. У самого нет. Только в твоей беде, сынок, и не надо ума. Ты не ума приложи, а сердца. Больше сердца. Доброго, любовного, пастырского сердца. Ума, сынок, у людей много. Сердца, вот, нет. Сердца мало. Ты сердца дай. Сердце приложи. Скажем, твои горести с духовенством. В чем тут беда? Не слушают тебя? Не прилежат пастырскому делу?.. Отчего?.. Мало в них сердца. Без настоящего сердца относятся к людям, без настоящего сердца исполняют свое дело. Слава Богу, пожил я на веку, навидался видов. Сам языком поработал Господеви. Но только языком. Языком служим Божией церкви, языком и кормимся от Божьего дела. Язык работает, службу несет, а душа спит, сердце не чует Бога. Сердце, сынок, надо тебе в твоем духовенстве оживить. А это можно сделать только сердцем. К холодному чужому сердцу приложи свое горячее сердце. Сердце, сынок, это -- Божий цветок в человеке. Пока холодно, пасмурно, мокро, -- он съежившись, лепестки свернуты, голова поникла. Ни красоты, ни аромата. И пчелка в холод прячется в улье, меда не собирает. А взойдет солнце, пригреет, -- и пчелка сейчас оживет, летит, собирает, несет в улей мед. Оживает и цветок: распустится, развернется, красками заиграет. Пойдет аромат. Благоуханье, красота, загляденье. Вот ты и подумай теперь, сынок. Духовенству-то бы, пастырям стада Христова в жизни человеческой, в этом Божьем саду, по-настоящему, надлежало быть лучшими цветами, что и украшают жизнь, и благоуханием души насыщают. А разве это есть? Везде? Всегда? Сам ты жалуешься.! А где причина? Неужели все эти цветы по шли в траву без красоты и аромата? Солнышка им нет. Тепла не хватает. Никто их не пригреет. Сынок мой милый, я -- маленький человек и на почет никогда н льстился, но обид от начальства натер пелся немало. Много наглотался слез. Очень уж больно били по сердцу. Как будто пономарь и не человек. А ведь в духовенстве есть и повыше меня. Есть отцы дьяконы, есть батюшки. Они унижение чувствуют посильнее. И знаешь, сынок, скольких я видел в духовенстве, что пили горькую, по тому что очень уж горько было. Забиты, мы народ. Все нами помыкают: и благи чинный, и консистория, а в передней владыки дрожишь, как перед купаньем ледяной воде. Как тут распуститься сердцу? Вот и ты, сынок, вошел садовником в сад. Потеплело ли вокруг тебя? Ты захотел, чтобы пастыри право правили слово истины. Вспомни, как сошло на землю "Слово" истины? В Господе Иисусе, в Боге во плоти. Спаситель воплотил истину, явил ее во плоти. Если хочешь и ты вести людей к истине, яви и ты ее во плоти, воплоти истину. Воплоти, яви во плоти, а не рассылай на бумаге, не предписывай циркулярами. Пиши истину Божью на человеческой душе, сынок, а не на циркулярной бумаге. Тогда и будет успех, а теперь желание твое хорошее, да не с того конца ты взялся за него. Ты стучишься к спящим в доме через глухую и толстую стену. Не достучишься. Поищи лучше дверь. В нее стучи. А еще лучше: найди звонок, в него подергай. Больше я ничего тебе не умею сказать. Прости и эти слова, если что, по глупости пономарской, глупо сказал.

-- Больше и не надо, отец, -- поднялся преосвященный. -- Сказано: "устами младенцев глаголет истина". Это Сам Господь говорил твоими устами. Он вторично вразумляет меня, указует мне Свой путь. Раньше сновидением, теперь твоими словами. Слава Богу, посылающему нам свет, но, Боже, какие мы все жалкие, ничтожные, маленькие, темные! Темные если не умом, то сердцем.

* * *

Неделю спустя в церкви архиерейского дома был престольный праздник. Обыкновенно торжество проходило домашним порядком. На этот раз дело было иначе. Все городское духовенство получило приглашение (не предписание, а приглашение) присутствовать, а кто желает -- и участвовать при богослужении.

-- Его преосвященство очень просить всех свободных членов городских причтов пожаловать, -- значилось в приглашении.

-- Что еще нового придумал на досуге? -- ворчали некоторые отцы.-- Мало циркулярами доезжал, так еще лично хочет, должно быть, что-нибудь внушить.

-- Слышно, пирог будет. -- говорил всезнающий вестовщик, член консистории. -- Владыка обед затевает.

-- А пирог какой будет? Ситный? С горохом? Тот, про который сказано: "в рот те ситного пирога с горохом?" -- смеялись шутники.

-- Увидите, когда есть будете, -- отшучивался вестовщик.

-- Смотри, как бы самих не съели.

Пришел праздник. Духовенства собралось множество. Служба шла скоро, но торжественно. Владыка служил с благоговейным подъемом духа. Временами он даже забывался, делал задержки в возгласах, весь уходя в молитву.

После богослужения духовенство стало подходить под благословение. Преосвященный приветливо здоровался, целовался со всеми, расспрашивал, а затем самым радушным образом приглашал в свои покои чаю откушать.

В покоях громадный зал был уютно заставлен большими и маленькими столами для чая. У стены тянулся длинный стол с закусками.