Не считая собаки

Девочки разом вскочили и под непрерывные смешки занялись поисками.

— Вот оно, мэм. — Финч передал хозяйке сложенные листки.

— «Дорогие мама, отец и розанчики, — начала читать миссис Каттисборн. — Вот наконец я и сел писать вам обещанное длинное письмо…»

Догадавшись, что она собирается огласить его целиком, я поспешил вмешаться:

— Вы, должно быть, сильно по нему скучаете? Скоро он возвращается?

— Не раньше, чем выйдет срок контракта, а до этого еще восемь месяцев, — вздохнула хозяйка. — Конечно, если какая-нибудь из сестер соберется замуж, его отпустят на свадебное торжество.

Хихиканье.

Она вернулась к письму. Уже через два абзаца я понял, что Эллиот не намного превзошел умом сестер и никогда никого не любил, кроме себя. На третьем абзаце я убедился, что Тосси до этого Эллиота тоже нет ни малейшего дела, поскольку слушала она с откровенно скучающим видом. К четвертому абзацу, гадая, почему Эллиота не назвали Рододендроном или Нарциссом, я от нечего делать принялся наблюдать за хозяйской кошкой.

Она распласталась на пуфе с фиалковой гобеленовой обивкой, оставив лишь несколько фиалок по краям. Палевая, в рыжую полоску, она смотрела на меня янтарными глазами из-под тяжелых томно полуприкрытых век. У меня и самого веки предательски тяжелели — спасибо наливке и бойкому перу Эллиота Каттисборна. Оказаться бы сейчас в Мачингс-Энде. Под деревом. В гамаке.

— В чем будешь на ярмарке, Роза? — спросила Тосси, когда миссис Каттисборн умолкла ненадолго, перелистывая письмо на третью страницу.

— В голубом маркизетовом с кружевными вставками, — ответила Роза, хихикнув.

— А я в белом крапчатом муслиновом, — подхватила Цинния, и старшие барышни зашушукались, склонившись друг к другу.

Камелия тем временем подошла к пуфу, подхватила кошку и плюхнула ее мне на колени.

— Это наша кошка, Мисс Мармелад.

— Миссис Мармелад, Камелия, — поправила миссис Каттисборн.

Видимо, кошкам статусы тоже выдаются по рангу, как кухаркам.

— Как поживаете, Миссис Мармелад? — поинтересовался я, щекоча кошку под подбородком.

Хихиканье.

— А ты в чем будешь на ярмарке, Тосси? — полюбопытствовала Лилия.

— Папенька заказал мне новое платье в Лондоне, — скромно опустила ресницы Тосси.

— О, расскажи, расскажи, какое оно! — воскликнула Цинния.

— Я все подробно описала в дневнике, — заявила Тосси.

И над этой записью бедная криминалистка будет биться несколько недель.

— Финч, — попросила Тосси, — подайте, пожалуйста, корзину.

Она извлекла из-под вышитой салфетки обтянутую сафьяном книжечку с золотым замком. Конец надеждам Верити заглянуть в дневник, пока никого не будет… Разве что мне удастся выкрасть его из корзины на обратном пути. Тосси осторожно отстегнула с запястья тоненькую золотую цепочку с крошечным ключиком и отперла замок, а потом так же аккуратно вернула цепочку на место. Может, подговорить Финча его похитить? Или он и сам сообразит, раз такой мастер предугадывать желания?

— Белое кружево-миньонет и органди, — зачитывала Тосси, — на чехле из сиреневого шелка. Корсаж с кружевной вставкой, окаймленный рюшем с вышивкой цветными шелками нежнейших оттенков гелиотропа, сирени и барвинка, образующими рисунок в виде фиалок и незабудок, отделанных…

Описание платья выходило еще длиннее, чем письмо Эллиота Каттисборна. Я бросил все силы на поглаживание Миссис Мармелад. Она была невероятно, неприлично толстой. В раздутом животе прощупывались какие-то комки. Остается только надеяться, что она не больна. Ведь ранняя форма того недуга, что уничтожил кошек как вид в 2004 году, уже существовала в викторианские времена?

— …и плиссированный сиреневый пояс с розеткой на боку, — читала Тосси. — Юбка, подобранная изящными складками, вышита каймой из таких же цветов. Рукава присборены, на плече и на запястье рюши. Сиреневые ленты перехватывают…

Я осторожно прощупал кошачье брюхо. Несколько опухолей. Если это лептовирус, то, видимо, самая начальная стадия. Мягкая шкура Миссис Мармелад лоснилась, и сама кошка выглядела вполне довольной жизнью, судя по умиротворенному мурлыканью и радостно впивающимся мне в брючину когтям.

Зато у меня налицо все признаки перебросочной заторможенности. Нет, она совсем не выглядит больной, хотя и кажется, что вот-вот лопнет…

— Черт! Да она же бере…

В затылок мне ткнулся острый предмет. Я прикусил язык.

Стоящий позади Финч объявил:

— Прошу прощения, мэм, там джентльмен спрашивает мистера Генри.

— Меня? Но я…

В затылке снова загудело.

— С вашего позволения, дамы.

Изобразив поклон, я последовал за Финчем к выходу.

— Мистер Генри последние два года жил в Америке, — донесся до меня голос Тосси.

— А, — понимающе заметила миссис Каттисборн.

Финч провел меня по коридору в библиотеку и плотно затворил дверь.

— Я помню, чертыхаться в присутствии дам не положено, — потирая затылок, признал я. — Не обязательно было меня бить.

— Я не за это вас ткнул, сэр. Хотя вы правы. В приличном обществе это моветон.

— Чем, кстати, вы меня ударили? — Я осторожно пощупал шейный позвонок. — Кастетом?