Читаем Не сказка о птице в неволе (СИ) полностью

Слышу, как Китнисс приближается и обходит кровать, замирая возле своей половины, а потом чувствую, что в руку мне упирается что-то мягкое. Не сдерживаю любопытство, обнаруживая рядом баррикаду из одеял. Китнисс построила между нами границу, чтобы я точно знал, где кончается мое желание и начинается ее свобода.

На всякий случай говорю вслух, что все понял, и только тогда Китнисс укладывается спать, снова прижимаясь к самому краю – как в нашу первую ночь в этом доме.

Я сплю долго и с удовольствием – от усталости или переживаний прошлого дня я даже не вижу сновидений, но, проснувшись, понимаю, что вторая половина кровати заправлена, а Китнисс нет. Наспех одеваюсь, спускаясь вниз.

На кухонном столе несколько тостов, обжаренных с яйцом, стакан остывающего чая, накрытого блюдцем, и короткая записка. «Ушла в лес, к ночи вернусь».

Я опускаюсь на ближайший стул, не зная смеяться мне или плакать. Китнисс нашла себе успокоение где-то в лесной чаще – подальше от меня и моей назойливой любви. Мне туда нельзя, я бесполезен, как младенец, там, где дело касается дикой природы. И все-таки она не забыла, что я переживаю, – оставила послание.

Еще пару раз перечитываю записку и, сложив пополам, прячу ее в кармане штанов. Если Китнисс вернется только к вечеру, мне надо придумать, чем занять себя все это время.

***

Постепенно мы привыкаем так жить: несколько раз в неделю Китнисс исчезает в лесу, а я торчу дома, каждые пятнадцать минут выглядывая в окно и мечтая увидеть, что она возвращается. Китнисс всегда оставляет записки, и все до единой они хранятся в моем тайнике – среднем ящике кухонного стола под клеенкой. Клочки бумажек, с помощью которых я убеждаю себя, что не безразличен ей.

Ночью мы строим баррикады, возводя между нами стену, и, бывает, я борюсь сам с собой, когда Китнисс мечется в кошмаре, но я не имею права нарушить границу и прикоснуться к ее вспотевшей коже.

Мне кажется, она стала спокойнее: эти отлучки в лес умиротворяют ее, и, возвращаясь вечерами, Китнисс не может скрыть блеска в глазах. Я рад, если она приходит в себя. И немного обижен, что моя помощь ей для этого не нужна.

Я пытаюсь рисовать. Получается совсем не так, как раньше: карандаш словно не слушается, и нет-нет, да вместо пейзажей и портретов родных выходят монстры или искаженные криком лица. Однако я не оставляю попыток, стараясь, и, когда Китнисс дома, то она сидит со мной в гостиной, любуясь закатом, который видно из окна. А я любуюсь ей.

Черты лица Китнисс стали ровнее, глаза почти не кажутся затравленными и дикими, а неизменный бинт на шее, который она, похоже, не намерена снимать до конца жизни, теперь прикрыт платком телесного цвета. Китнисс подолгу смотрит в одну точку, и я забываюсь, рассматривая ее.

Иногда случается иначе: трижды я ловил Китнисс за тем, что она подглядывает за мной. Не просто смотрит, будто переживает, что я могу уйти, оставив ее, а именно разглядывает в те моменты, когда я особенно увлечен. Мешу тесто или рисую ее портрет по памяти, закусив губу и отдавшись воспоминаниям. Вот тогда и бывает, что я резко поднимаю глаза, перехватывая в ее взгляде нежность, иногда даже ласку. И мне безумно хочется поверить, что это не игры моего воображения, а секунды, когда я вижу ту Китнисс, которая на второй Арене говорила мне, что я ей нужен.

***

Осень постепенно вступает в свои права, лес, окружающий нас, превращается в желто-багровый океан, плещущийся в своем цветении.

Китнисс все больше времени проводит дома, со мной, находя себе маленькие радости: перелистывает страницы старых книг, найденных на чердаке, не читает, а листает их вперед-назад, слушая шелест бумаги, или тискает неизвестно откуда взявшуюся игрушку, плюшевого медведя. Она почти домашняя, почти такая, какой я когда-то видел ее во сне…

Тихий сентябрьский вечер, который мы коротаем, сидя возле в первый раз затопленного камина, нарушает настойчивый стук в дверь. Китнисс вздрагивает от неожиданности, а я удивлен. У нас не бывает гостей, лишь по утрам в заранее оговоренные дни приезжает та самая машина, что доставила нас сюда, и привозит из города продукты и всякие мелочи для дома.

Вопросительно смотрю на Китнисс, но она пожимает плечами – мы никого не ждем. Поднимаюсь с дивана и бреду к двери, Китнисс идет следом.

Видя, кто стоит на пороге, я теряю дар речи, а Китнисс позади громко и тяжело выдыхает.

– Привет, Мелларк, – произносит Гейл, быстро теряя ко мне интерес и переводя взгляд на Китнисс. – Привет, Кис-кис.

Я стою, как парализованный, а Хоторн тем временем берет инициативу в свои руки, уже делая шаг вперед и, фактически, вынуждая меня отойти, пропуская его. Он сообщает, что приехал в гости.

– Я поживу у вас пару недель.

Отзывы и кнопочка “нравится”?))

Не забываем быть активными))))

========== 06 ==========

Комментарий к 06

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

Я будто со стороны наблюдаю за тем, как Хоторн проходит в дом, оставляя два своих чемодана у лестницы. Он по-хозяйски заглядывает на кухню, осматривается вокруг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература