Читаем Не сказка о птице в неволе (СИ) полностью

Выбегаю на улицу, выкрикивая ее имя, торопливо обхожу вокруг жилища, собирая на ноги прохладные капли росы. Ничего.

Китнисс ушла.

Несколько часов я сижу в доме, подавленный и угнетенный, но стараюсь успокоиться сам себя. Китнисс взяла с собой корзину, значит, вероятно, какую-то еду. Ее вещи на месте – чемоданы она не собирала, значит, ушла недалеко. И не насовсем.

И все-таки я паникую: мне не помогают самоуговоры в том, что лес – стихия Китнисс. Она безмолвна. Какая бы беда не приключилась, Китнисс не сможет закричать или позвать на помощь. Что, если она случайно упадет и подвернет ногу? Что, если кто-то встретится ей в чаще и попытается обидеть ее? Понимая, что, оставаясь бездействовать, я ничем не смогу ей помочь, одеваюсь, беру с собой запасную кофту, нож и полную бутылку воды, после чего направляюсь в лес.

Не имею ни малейшего понятия, куда идти. Тропинки, которые опытный охотник бы, несомненно, нашел и правильно истолковал, для меня недоступны: я иду напролом, отчего упрямые ветки настойчиво царапают мне лицо, добавляя ран к тем, что ночью оставила на щеке Китнисс.

Я зову ее, стараясь внимательно смотреть по сторонам, боясь проглядеть беспомощное бессознательное тело где-то в соседних кустах. Но Китнисс нигде нет.

К наступлению сумерек я уже несколько раз подвернул лодыжку здоровой ноги, сильно проголодался и, осознавая собственную никчемность, наконец, собираюсь вернуться домой, с отвращением понимая, что я столько раз сворачивал и менял маршрут, что сейчас не могу сказать, в какую сторону следует идти.

Наугад выбираю направление и бреду вперед, игнорируя ноющую боль в измученном теле. Просто иду, иду, иду.

Видимо, в насмешку над прочими моими неудачами, мне везет, и я выхожу к дому. Удивленно моргаю, когда замечаю, что в окнах горит свет, и, внезапно воодушевившись, бросаюсь к своему жилищу. Распахиваю входные двери и замираю на пороге. Китнисс сидит за кухонным столом, целая и невредимая, пьет чай.

Она встает при моем появлении и быстро выходит навстречу, озабоченно рассматривая мои свежие царапины.

– Ты цела, – выдыхаю я, заодно скользя по ней взглядом.

Китнисс хмурится, тыча в мою сторону пальцем и качая головой.

– Я искал тебя, – начинаю оправдываться и тяну к ней руку, чтобы проверить, что она настоящая и не мерещится мне, но Китнисс воспринимает это по-своему, резко отшатываясь в сторону. Теперь на ее лице упрек, который не спутаешь ни с чем другим: обещал ведь не пытаться коснуться ее, и снова.

Она уходит на кухню и, демонстративно громко гремя посудой, наливает чай во вторую кружку и ставит ее на другой конец стола – на ощутимо большом расстоянии от себя.

Молча пью чай, заедая бутербродами, которые приготовила Китнисс, и не поднимаю глаз от столешницы, чувствуя, как любимая буравит меня строгим взглядом. К концу трапезы тишина становится просто невыносимой, и я решаюсь проговорить проблему вслух.

– Китнисс, я знаю, что поступил неправильно, прикоснувшись к тебе ночью, и я уже обещал, но скажу снова, – я постараюсь этого больше не делать.

Она внимательно слушает, не спуская с меня глаз, а я разглядываю ее сцепленные в замок руки, лежащие на столе – тонкие пальцы дрожат. Неужели ее страх передо мной настолько велик?

– Я сегодня проснулся, а тебя нет. Я не просто перепугался, – говорю я, - а чуть с ума не сошел от страха, что с тобой может что-то случиться.

Китнисс удивленно выгибает брови, не верит или считает меня дураком: лес – ее территория, и то, что она вернулась без единой царапины, а я уставший и израненный, лучшее тому доказательство.

– Я не могу запереть тебя в доме, и, если ты хочешь, можешь уходить. Но Китнисс! – стараюсь подобрать слова, – ставь меня в известность, когда исчезаешь надолго. Я переживаю за тебя.

Она вздыхает и отводит взгляд, убирая руки под стол. Долго сидит, замерев, и только спустя сотню мгновений кивает, принимая мою просьбу.

***

Теплая вода беспокоит кожу, свежие ссадины и царапины набухают и ноют, но я тщательно моюсь и, только когда раскрасневшаяся кожа начинает пощипывать, покидаю душ.

Проходя мимо спальни Китнисс, я замираю, потому что не знаю, где мне будет позволено лечь сегодня.

Я хочу к ней.

Только Китнисс вряд ли потерпит подобное – я обманул ее, коснувшись, и теперь ей не захочется видеть меня рядом.

Дверь заперта, хотя я знаю, что Китнисс внутри. Долго мнусь на пороге, не решаясь постучать, и, сдавшись, иду к лестнице. Успеваю положить руку на перила, когда различаю позади себя негромкий звук открывающейся двери.

Оборачиваюсь. Китнисс стоит на пороге, глядя мне в глаза. Секунды протекают между нами, словно бьют током и… Китнисс отходит в сторону, исчезая в спальне, но оставляя дверь открытой. Цепляюсь за вроде бы намек и быстро захожу в ее комнату.

Она стоит у окна и напряженно наблюдает, как я укладываюсь на свою половину кровати. Забираюсь под одеяло, положив руки поверх, и прикрываю глаза, делая вид, что уже уснул.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература