Не срывай голубых гиацинтов

В это время обычно были слышны глубоко патетические речи Александра о прекрасном и то, с каким очарованием позвякивала направляемая его пальцами чайная ложечка в чашке чая.

Эту привычку неосознанно взяла себе и Астрид, и теперь она сидела за столом, издавая постукивание столового прибора о фарфор.

— Прошла целая неделя. Вы звонили ему?

К тому времени Роберт, уже переставший дергаться от упоминания Александра, ответил спокойно:

— Новая работа занимает все его время. Позвоню ему позже.

Слишком сильно Астрид не расстраивалась, но все равно немного грустила, словно навсегда рассталась с родным братом. Александр и впрямь был незаменимым помощником и хорошим собеседником. Был. Роберт не умел воскрешать людей.

Он не привык сожалеть о прошедшем, что случилось — то случилось. К чему все страдания, если ничего нельзя исправить? Тем вечером, когда Александр был убит, Роберт, конечно, паниковал, но, задавшись вопросом, куда деть тело, взял себя в руки. Глубокой ночью, когда Астрид все еще спала, Роберт убедился в том, что на улице никого нет, и сгрузил тело в машину.

Дорога до леса была долгой — много миль на запад и никакого дорожно-транспортного патруля на пути. Это, скорее, не везение, а четко продуманный план. Роберт слишком хорошо знал, где и во сколько обычно дежурили правоохранительные органы.

Заехав в самую глубь леса, Роберт принялся копать. Лопата, которую он прихватил, была мощной, но сам процесс отнял много сил. Бросать было нельзя, поэтому Роберт выкопал-таки двухметровую яму за два с половиной часа и скинул в нее тело Александра. Оно глухо ударилось о сырую землю и застыло в жутком неестественном положении. Роберт не был кощунственным извергом и на пару минут забрался в яму, чтобы расположить Александра более классическим способом, так, чтобы «похороны» можно было считать достойными его некогда замечательной личности.

Вокруг не было ни души, ни намека на внезапное появление кого-либо еще, и Роберт провел несколько минут, разглядывая успевшее остыть тело.

Безмятежность пролегла в чертах лица Александра. Более он ни о чем не беспокоился, вся прожитая жизнь стала песком, просочившимся сквозь пальцы — ни чувств, ни рефлексии. Он был добрым, и эти добрые, праведные порывы сгубили его. Роберт, безусловно, был виноват перед ним, но не потому, что убил, а потому, что когда-то заронил в Александра надежду, что ему, Роберту, можно всецело доверять. В этом они с Астрид были похожи. Разница в том, что Астрид он подводить не собирался.

— Получается, остались только мы с вами? — в последнее время Астрид обзавелась очаровательной неугомонностью.

— Ну, Александр не будет задействован в новом проекте вечно, — соврал Роберт беспечно. — Но на ближайшее время да — остались только мы с тобой.

Сделав глоток любимого зеленого чая, непременно горячего-горячего, Астрид смущенно уточнила:

— Вы почти никогда не посвящали меня в процесс исследования. И я бы хотела… хотела знать больше о своей природе с точки зрения науки. Если вы согласитесь, конечно!..

Роберт подумал для проформы.

— Думаю, ты будешь отличной протеже, Астрид.

Появившееся недавно умение восторгаться превращало Астрид в самое красивое существо на планете: большеглазая от предвкушения, она была похожа на смелую непослушную принцессу, дорвавшуюся до авантюрных мальчишеских игр.

Думал ли Роберт о ее стукнувшем совершеннолетии и о том, как сильно она расцвела вместе с ним? Он явно не был слепцом. Или он все выдумал? Выдумал ее манеру говорить, когда вместо слов словно лилась карамельная сладость патоки, и делать что-либо, когда ее движения, точно окутанные воздушным шлейфом микрожестов, были столь бесхитростны и этим же вызывающи. Да, Роберт выдумал себе это, потому что в мозгу уже прозвучал губительный звоночек: «уже можно».

Уже можно желать чего-то большего, необходимого. Роберт хотел одарить Астрид такими ласками, каким могли бы позавидовать искусные в любви умельцы. Сначала Астрид застыла бы, оцепенела… Лишь сначала. О, она не представляла, насколько она исключительна и насколько далеко Роберт готов был зайти, чтобы показать ей это, чтобы превратить обычную утеху в обряд чистой, неподдельной любви. Так было в его мечтах.

На деле, если он подойдет к ней, поцелует в губы и прижмет к себе с намеком на немыслимое для нее продолжение, это будет похоже на акт непростительной вседозволенности. Роберт не был тем, кто должен был отобрать у нее многоцветие юности. Но он являлся единственным, кто находился рядом и кто знал, как ценна Астрид для него и для этого мира. Как говорил Гамлет — «быть или не быть?».

Вертлявой пчелкой Астрид вилась вокруг него в лаборатории, задавая множество вопросов — по поводу текущего исследования и науки в целом. Роберт вдумчиво отвечал, удовлетворяя ее потребность знать, но, конечно, опуская некоторые нежелательные детали.