Он хотел решить, замять дело быстро, но просидел в допросной слишком долго, чтобы надеяться на желаемый исход. Значит, Астрид раздели, внушив ей «благую цель» происходящего, увидели на ней чудо, которое Роберт планировал так тщательно скрывать до определенного момента, и решили сделать ее подопытной зверушкой. Все, чего Роберт хотел, оказалось разрушено. Но перед ним все еще сидел Отто Хопкинс — противный следователь, поборник правды и морали, и ему нужно было что-то ответить.
— Зависит от того, что сейчас вам сказали. Я не могу знать, что в головах ваших экспертов.
Отто открыл принесенную ему синюю папку и внимательно всмотрелся в свежие фотографии. На них была полураздетая Астрид: сначала в полный рост, потом туловище, потом более детальные снимки. Закончив, следователь развернул фотографии и придвинул их поближе к Роберту.
— Вы понимаете, что вас могут обвинить еще и в незаконных экспериментах над живым человеком? Как вы объясните вот это? — его узловатый палец ткнулся в запечатленные на фотобумаге ключицы Астрид, на которых виднелись бирюзовые цветки. Цвет волнения и страха.
Сейчас от ответа Роберта ничего не зависело: соври он — и ему не поверят, скажи он правду — все равно не поверят.
— Так что, мистер Эндрюс? — Отто Хопкинс ждал ответа.
Все уже разрушено. Все. Мечта о разгадке, мечта о Нобеле, мечта об их с Астрид совместной жизни, которая была бы наполнена светом, глубинным счастьем. Первое и второе, будучи связанные между собой, разрушены потому, что бывалые зеваки из научно-исследовательского центра наверняка захотят запатентовать открытие на свое имя. Третье вытекало из первого и второго и тоже оказалось разрушено — глубинное счастье строится на жизнеутверждающем фундаменте радости, а у них теперь не было совершенно ни-че-го. Роберт был разбит. Оставалось только бороться за свою свободу.
— Послушайте, — пальцами он устало потер веки. — Я расскажу все с самого начала. Это все, что я могу в данной ситуации.
— Прошу вас, — следователь побуждающе взмахнул рукой.
Подспудно Роберт готовил себя к длинному монологу, раскрывающему следствию всю суть истории, но до последнего надеялся, что ему не придется прибегать к откровенностям.
— Чуть больше, чем полгода назад ко мне обратилась Аманда Стенфилд — прихожанка местной церкви, — немного подумав, он начал с самых истоков. — Ее племянница Астрид — носитель весьма любопытного феномена. Аманда попросила меня избавиться от него, так как пастор не помог ей. Вы можете верить, а можете не верить, но на теле Астрид растут цветки. Их невозможно вживить под кожу в процессе какого бы то ни было эксперимента, в котором вы хотите меня обвинить. Они настоящие. Не смотрите на меня так, мистер Хопкинс. Сначала я тоже не поверил.
— Если это способ оправдать себя, то он очень глупый и, извините меня, бредовый, — следователь был хмурым, как бывает хмурым человек, которому пытаются вверить нечто сомнительное.
— Но это правда.
— И что же? Из девушки растут настоящие цветы?
— Цветки, — поправил Роберт. — На самом деле то, что я называю цветками, вплетено в нервную систему Астрид. Это не относится к царству растений в привычном нам понимании, это относится непосредственно к ее организму. В конце концов, вы поверите мне хотя бы потому, что сотрудники научно-исследовательского центра покажут вам результаты изучения феномена.
— Допустим даже если это так и вы не проводили никаких экспериментов над Астрид, то на вас все еще обвинения в угрозе жизни Клаудии Стайн.
— Думаю, мой случай требует нестандартного подхода. Во-первых, я просто хотел припугнуть ее. Во-вторых, она распускала о нас с Астрид грязные слухи и вдобавок обратилась в полицию, чтобы раскрыть явление, которое я так тщательно скрывал. Как итог — сейчас Астрид угрожает опасность. Она не перенесет такого давления со стороны научного сообщества. Только не сейчас.
— Не сейчас? — уточнил Отто, и Роберт подтвердил:
— Да, не сейчас, когда меня нет рядом с ней. Все должно было быть по-другому.
— Я не знаю, врете ли вы мне или говорите правду, но вы правы — результаты обследования все покажут. А пока я вынужден оставить вас здесь до получения нами первой информации из центра.
Робер развел руками.
— Валяйте.
Отто Хопкинс покинул помещение в явном смятении.
Все то время, что Роберт был один, он лихорадочно прокручивал в голове мысли о том, где он мог ошибиться, и получалось так, что ошибся он везде. Он должен был либо принять предложение Клаудии о совместной работе во избежание вот таких последствий, либо убить ее сразу же. Это была бы не первая его кровь и, если надо, не последняя, но загвоздка в том, что это «если надо» теперь потеряло свою необходимость. Роберта почти что прижали к стене: он на мушке, под наблюдением следствия. Не мог же он убить их всех, в конце концов.