Не убоюсь зла

-- Нет, нет, я не отказываюсь! Я только говорю, что сейчас ничего подобного не помню и подтвердить те показания не могу.

-- Но вы согласны, что тогда должны были лучше помнить?

-- Наверное...

-- Из этого и будем исходить, ясно? Еще вопросы есть? -- обращает-ся ко мне судья.

-- Да! Вас допрашивали тринадцать часов без перерыва на обед и ужин. Это нарушение закона. Почему вы не потребовали...

-- Снимаю вопрос, -- перебивает меня судья и говорит Адамскому:

-- Вы свободны, можете идти.

Я требую вызвать на открытое заседание и этого свидетеля, как и двух следующих: Раслина из Киева и Игольникова из Минска. В пока-заниях осведомителей КГБ, разоблаченных отказниками, нет ничего, заслуживающего внимания, они, по замыслу органов, должны были лишь составить фон для более серьезных обвинений.

"Рыцарь кагебешной метлы" Захаров -- невысокий, худой, совер-шенно бесцветный тип, мелкий хищник, хладнокровием своим в сочета-нии с самоуверенностью напоминающий мне моих "хвостов". Вот кто со-вершенно спокоен! Не торопясь излагает он, как нашел у мусорного ящика черновики Тота, как понял по содержанию, что речь в них идет о шпионах, упомянутых незадолго до того в "Известиях", и как сдал бу-маги в приемную КГБ.

Вступать с ним в разговор вроде бы бессмысленно: ведь не он же ин-терпретировал эти документы в угодном КГБ смысле. И все же соблазн поговорить о грубых методах работы охранки очень велик.

Я спрашиваю:

-- Какого числа вы сдали документы в приемную?

-- Нашел четырнадцатого, сдал пятнадцатого апреля, -- отвечает он и насмешливо улыбается: к этому вопросу его подготовили.

-- А почему на всех документах дата -- пятнадцатое марта? -- про-должаю я уже по инерции.

-- Это их дело, -- говорит он равнодушно. -- Я на дату не смотрел.

-- Здесь же есть разъяснение, -- вмешивается судья. -- Это ошибка секретарши. У вас есть еще вопросы?

-- Да. Вы сказали, что, увидев статью Тота, сообразили, что в ней речь идет о тех же людях, о которых говорилось и в статье Липавского, опубликованной -- если вы действительно нашли документы четырнад-цатого апреля -- за сорок дней до этого. Я прошу суд предложить сейчас свидетелю текст статьи Тота -- пусть он прочтет ее вслух и переведет с английского те места, которые вызвали его подозрения.

В том, что агенты уровня Захарова не знают иностранных языков, я был уверен. "Дворник" спокойно перевел взгляд на судью, и тот немед-ленно отреагировал:

-- Я снимаю ваш вопрос! Вы, Щаранский, подсудимый, а не эксперт, чтобы устраивать тут проверки. Товарищ Захаров, вы свободны.

Свидетель Рухадзе. Этот -- совсем из другой оперы: он корреспон-дент АПН, пишет статьи о национальном вопросе в Советском Союзе, автор брошюры "Евреи в СССР", которую собирается выпустить агент-ство, где он работает. Сегодня ему предстоит доказать, что Роберт Тот -- агент ЦРУ.

С Бобом, как выясняется, Рухадзе встречался многократно, не раз они проводили время в дружеских беседах за чашкой кофе. Он даже со-провождал Тота во время его поездки в Биробиджан. Боб, оказывается, всегда интересовался закрытыми районами -- например, просил Рухад-зе помочь ему побывать на космодроме в Байконуре; проявлял удиви-тельную для журналиста осведомленность о ходе тайных переговоров между СССР и США о сокращении вооружений. Своими статьями Тот пытался подорвать доверие простых американцев к Советскому Союзу. Положительные материалы об СССР, которыми Рухадзе снабжал его, он всегда разбавлял клеветнической информацией, полученной от от-казников и диссидентов. С явно провокационной целью Тот сказал в Биробиджане крестьянам, что их колхоз напоминает ему израильский кибуц, чем оскорбил советских колхозников еврейского происхождения.

Тот, по словам Рухадзе, был очень дружен со мной, постоянно пол-учал от меня антисоветскую информацию. Когда меня арестовали, он позвонил Рухадзе, встретился с ним и все пытался выяснить: что бы оз-начал этот арест, в чем меня могут обвинить, не отразится ли это на его собственной судьбе; рассказывал, что жена его и дети плакали, когда уз-нали о случившемся. Позднее Тот сказал, что если меня освободят, то Картер скорее всего прекратит кампанию в защиту прав человека в СССР. Короче, не оставалось сомнений в том, что Тот и я -- сообщники.

Я внимательно смотрю на этого типичного представителя советской элиты. Он "выездной", одевается на Западе или в московской "Березке", ибо часть зарплаты получает в валюте; по роду работы ему доверяют читать зарубежную прессу. За это он готов выполнять обязанности дешевого стукача, писать в КГБ отчеты о беседах с иностранными колле-гами, а при необходимости и поставить свою подпись под любой бума-гой, которую подсунут ему органы. Ну чем он лучше Захарова?

Но вот что интересно: "дворник", давая свои показания, нагло врал и был при этом совершенно спокоен. Рухадзе же, даже когда говорит правду, переминается с ноги на ногу, сжимает за спиной руки, часто достает носовой платок и вытирает обильный пот, струящийся по лицу.

Я решаю воспользоваться случаем и узнать наконец, был ли все же Боб подвергнут аресту.