Не убоюсь зла

Туристы, которые взялись передать Айрин заявление, уезжали утром следующего дня, а копии с окончательным списком подпи-савших у меня не было. Я порылся в своих бумагах, нашел копии этого заявления, полученные от разных групп отказников, перепи-сал на отдельном листе его текст, вновь сведя воедино все подпи-си, и понес его к Виталию Рубину, у которого была пишущая ма-шинка. Тот под мою диктовку отпечатал заявление в нескольких экземплярах, а черновик я скомкал и выбросил в мусорное ведро. Сейчас этот черновик, тщательно разглаженный, лежал передо мной. Теперь я вспоминаю, что выходя из квартиры Рубина, я стол-кнулся с Липавским -- тем самым человеком, который через год опуб-ликует в "Известиях" свой донос на нас.

Черныш, чувствуется, очень ценит этот документ. Однако меня мало заботит, что в руках у КГБ вещественное доказательство, убедительно свидетельствующее, что заявление написал я. Ведь мой принцип, которого я придерживаюсь на каждом допросе, прост: даже если вся наша деятельность будет приписана мне од-ному, я не стану этого отрицать. Я считаю ее правильной, полез-ной, абсолютно законной и не намерен помогать КГБ уточнять, чем занимался тот или иной активист алии. Но бумажка эта важ-на для меня по другой причине: теперь я знаю, что уже год на-зад Липавский рылся в наших мусорных ящиках и относил свою добычу в КГБ. Выходит, он предал нас не накануне моего ареста, подписал заявление, опубликованное в "Известиях", не под влия-нием наркотиков или угроз. Значит, это давно уже внедренный к нам агент.

* * *

Статья в "Известиях" Сани Липавского, предавшего всех нас, не оставляла сомнений в том, что именно он будет основным свидетелем обвинения против меня.

Сейчас уже не помню точно, где мы с ним познакомились, -- ско-рее всего, у Рубиных, семейным врачом которых он был. Липавский часто приходил в этот гостеприимный дом, где к нему относились как к родному сыну. По его словам, он получил отказ под тем предлогом, что в течение некоторого времени жил в непосредственной близости от центра космических исследований. Повод для отказа был, конечно, достаточно бредовым, как, впрочем, и у большинства из нас.

Саня был милейшим человеком, услужливым добряком, всегда го-товым придти на помощь и снискавшим тем самым всеобщее доверие. Лечил он не только Рубиных, но и многих других отказников, нуж-давшихся в постоянном медицинском контроле. Он даже ездил не-сколько раз в Минск к больному Ефиму Давидовичу, в прошлом пол-ковнику, разжалованному и уволенному из армии за желание уехать в Израиль. Если кто-то из нас нуждался в услугах специалиста, Саня обращался к своим знакомым врачам, и те лечили пациента за сим-волическую плату, а то и вообще не брали денег.

Липавский оказывал нам существенную помощь и в других вопро-сах -например, с телефонами. Мы постоянно искали людей, соглас-ных предоставить свою квартиру для одноразового разговора с загра-ницей, ибо после нескольких звонков с одного и того же аппарата те-лефон отключали. Саня нашел нетривиальное решение: один из его приятелей-гинекологов, занимавшийся подпольными абортами, про-сил у каждой из оперируемых разрешения воспользоваться ее телефо-ном, -- а те, как правило, были только рады оказать такую мелкую услугу своему врачу, который в будущем еще не раз им пригодится.

Часто мы нуждались в особо питательных продуктах для наших то-варищей в сибирской ссылке, и именно Липавский всегда доставал вы-сококачественную колбасу, которой не было даже в крупнейших мос-ковских магазинах. Теперь-то я понимаю, что попадала она к нам прямо из закрытого спецраспределителя КГБ...

Мы с ним никогда не были близкими друзьями, возможно, потому, что поначалу у нас было мало точек пересечения, -- я был увлечен политическими аспектами нашей борьбы, а он, ничем не привлекая к себе внимания, занимался врачеванием. Кроме того, со временем я почувствовал что-то настораживающее, скользкое в поведении Сани и инстинктивно стал сторониться его. Но как было не ценить ту не-малую помощь, которую он нам оказывал?..

Только теперь, в камере, размышляя о Липавском, я припомнил кое-какие детали, которые в свое время должны были нас насторо-жить, мы не имели права оставить их без внимания -- и все же оста-вили.

В семьдесят шестом, когда Рубины получили в конце концов раз-решение на выезд в Израиль, Виталий сказал мне, что Саня весьма заинтересован в том, чтобы стать вместо Рубина членом Хельсинкской группы. Мне тогда показалось это странным: ведь Липавский всегда старался держаться в тени -- что это он вдруг решил сунуть голову прямо в львиную пасть? Я рассердился, но больше на Рубина, чем на его протеже: зачем он пытается продвинуть Саню на роль, которая то-му заведомо не подходит? Надо сказать, никто не принял предложе-ние Виталия всерьез, и оно само собой отпало. Я решил тогда, что членством в Хельсинкской группе Липавский рассчитывал увеличить свои шансы на выезд.