Не убоюсь зла

Теперь он был правой рукой своего следователя, майора Баклано-ва, консультантом и экспертом по валютным операциям, которые про-ворачивали с зарубежными издательствами его бывшие друзья. Какие инструкции затребовать, как их трактовать, как лучше строить допрос того или иного провинившегося чиновника, Бакланов решал на осно-вании советов Тимофеева. Бакланов был парторгом следственного от-дела КГБ, Тимофеев -- тоже бывший партийный работник. Оба -- юристы. Оба -- большие любители скабрезных анекдотов и спорта. Словом, поговорить им было о чем. К тому же за разговором можно выпить чашку кофе, послушать по радио музыку, просмотреть "Со-ветский спорт". Так что нет ничего удивительного в том, что вскоре Тимофеев стал ждать очередного допроса, как молодой влюбленный -- свидания.

С первого же дня после возвращения в Лефортово Михаил Алек-сандрович стал получать больничное питание. Здоровье у него и впрямь было плохое, но, как я впоследствии убедился, подобное усло-вие отнюдь не является достаточным для получения калорийной пи-щи. Как, впрочем, и наоборот -зачастую оно даже не является не-обходимым для этого.

При всей разнице наших взглядов, убеждений, позиций, занятых нами на следствии, мы довольно неплохо уживались: делились про-дуктами и вещами, пытались отвлечь друг друга от грустных мыслей. По вечерам, играя в "тюремное очко", рассказывали друг другу о про-шедших допросах, соблюдая, конечно, при этом максимальную осто-рожность: мы ни на минуту не забывали о том, что отнюдь не явля-емся единомышленниками.

Но провокатор ли Тимофеев? Я внимательно слушал все, что он говорил, но никаких попыток узнать что-либо, заставить меня изме-нить свою позицию мой сосед не предпринимал, и потому я не спешил с выводами.

* * *

Тринадцатого июня я был вызван на очередной допрос. На сей раз Черныш не заводил разговоров на общие темы, не прощупывал мое настроение. Его интересовало только одно: мои отношения с коррес-пондентом газеты "Лос-Анжелес Таймс" Робертом Тотом.

Познакомился я с Бобом летом семьдесят четвертого года, вскоре после его приезда в Москву, на квартире Саши Лунца. Это был далеко не первый иностранный корреспондент, с которым мне к тому времени довелось беседовать, а когда через несколько месяцев я стал "споуксменом" алии, встречи с западными корреспондентами следовали одна за другой. Со многими из моих собеседников у меня сложились дру-жеские отношения, но ни с кем из них я не сошелся так быстро и близко, ни с кем не проводил столько времени, как с Бобом Тотом.

Роберт посылал в газету две проблемных статьи в неделю, так что большая часть текущей информации о преследовании евреев в СССР не могла попасть в его публикации. Однако вскоре после нашего зна-комства выяснилось, что нет более надежного человека, чем Боб, для передачи на Запад такой информации. Его интерес к нашим пробле-мам был глубоким и искренним. Кстати, его жена Пола была еврей-кой, у них было трое маленьких детей -- Джессика, Дженни и Джон, -- и Боб, сам не еврей, в шутку называл себя "примкнувшим к кла-ну".

Я любил приходить к Тотам, играть с детьми, беседовать с Бобом и Полой. Надо сказать, что Боб был обладателем двух дипломов Гар-вардского университета -- по химии и журналистике, и при чтении его статей сразу становилось ясно, что написаны они человеком, при-частным к точным наукам, которые дисциплинируют мышление: все материалы, выходившие из-под пера Тота, отличались концептуаль-ным подходом к затронутым в них темам. Если он, скажем, писал о чистках в советских институтах философии и социологии, то непре-менно уделял место анализу более общей проблемы: возможно ли в принципе развитие в Советском Союзе гуманитарных наук. Если в статье Роберта речь шла о запрете властями еврейской культуры, то завершалась она подробной оценкой той роли, которую играет госу-дарственный антисемитизм в глобальной политике СССР. Мне всегда было приятно помогать Бобу в сборе материалов для его статей; слу-чалось, что я подбрасывал ему и новые темы.

Было соблазнительно думать о корреспондентах как наших союз-никах, но, и это терпеливо объяснял мне Боб, дело обстояло не так просто. Хотя большинство западных журналистов симпатизировали отказникам и диссидентам, проблема прав человека в СССР была для них лишь одной из многих тем, которые они должны освещать, и за-частую -- не из самых важных. Даже тогда, когда пресса Запада пуб-ликовала материалы о делах алии, она не могла служить простым уси-лителем нашего голоса, в отличие от советской, которая всегда была рупором властей. Более того, западные корреспонденты должны были отражать в своих материалах разные, лучше всего -- диаметрально противоположные, конфликтующие точки зрения, даже тогда, когда это могло повредить нашему "имиджу".