– Домашнее задание было одно: захотелось – поработал. Единственный раз Левик дал задание: перевести знаменитое стихотворение Рильке “Осень”, его никто ещё тогда адекватно не перевёл. И то это было необязательно. Просто мы тащили всё, что успевали сделать за две недели. Я брала антологию английской поэзии, пыталась переводить, но всё это было как-то мимо, случайный выбор, что ли. А открыв Милна, поняла: весело, здорово, и я это могу – лучше всех. Так и пошло. Когда ведёт, то ведёт по-настоящему. Когда мои студийцы ноют, что им не пишется, я говорю: “Когда Боженька задаст работу, он задание напишет крупными буквами на доске”. Помню, я шла с совещания “молодых, подающих надежды”, где меня первый раз выпустили с детским стихотворением Милна. Я “на ура” прочитала эту лихую звонкую лабуду – и от радости заглянула в букинистический магазинчик на Качалова, рядом с ЦДЛ. Протянула руку и вынула из ящика книжку удивительной, ироничной американской писательницы и поэтессы Дороти Паркер. На следующий день уже переводила её стихи, а через какое-то время отнесла подборку в журнал “Иностранная литература”, в только что появившийся отдел “Антирубрика”. У тётки, которая мыла пол, я спросила, где отдел юмора, а в отделе на вопрос “Кто вас направил?” (в то время был большой протекционизм) ответила: “Тётенька, которая моет пол”. И через два года там появилась моя первая публикация.
– Да, бывает такое ощущение… Правда, тут я имела в виду не совсем перевод. Некоторые авторы ждут своего переводчика, но я бы не сказала, что они “загублены”, каждый кому-то по руке.
– Непереводимых на русский нет. Он своей гибкостью, всеядностью, способностью ассимилировать всё что угодно приспособлен к переводу как никакой другой. А вот отличная книжка про Гарри Поттера загублена переводом[1]
.– Дело не в них, конечно… Издательство торопилось, текст разодрали на куски. Вот у меня спрашивают: “Как такое получилось, у нас ведь замечательная школа перевода?!” На что я отвечаю: “Вот всей школой и переводили”. Чтобы эта книга стала фактом русской литературы, придётся перевод делать заново. Жаль, детей в первую очередь привлекает содержание, хотя продвинутые всё понимают.
– Это как музыкальный слух – или есть, или нет. И в семь лет ребёнок может сказать: “Я не буду читать эту книжку”. Мои дети отказались слушать “Питера Пэна” в заштатном каком-то переводе. Вот вам ещё пример – “Трое в лодке, не считая собаки” Джерома Джерома. Как мы хохотали над этой книжкой! Помню, мы (я, семилетняя, и наша домработница Тамарочка семнадцати-восемнадцати лет) сидели на скамейке на Страстном бульваре, покачивали коляску, в которой лежала моя младшая сестра Танька, и, дико подвизгивая, читали друг другу вслух эту книгу. А тут на днях моя подруга купила её в новом переводе, прочли мы несколько абзацев – текст никакой, как будто Маринину читаешь или промокашку жуёшь. Видимо, издатели не сговорились с наследниками, или как там ещё бывает…
Есть замечательная, поэтичнейшая книжка, которая по всем законам должна стоять рядом с “Винни-Пухом” и “Мэри Поппинс”, – “Ветер в ивах” Кеннета Грэма. Она – из таких бессмертных книг, как “Питер Пэн”, выпирающих из рамок детского, как молоко из кастрюли, как хороший переводчик из рамок перевода, – оказалась… ну, не загублена, но как-то не засверкала, на неё не нашлось своего Заходера.
Если книжка хорошо переведена, у меня не возникает вопроса: “Ах, почему не я?!” Тут у меня как раз чисто женский подход: появилась эта вещь в