Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

– Если вернуться к английской литературе и перейти в XIX век, вы там тоже много кого переводили. Скажем, Роберта Браунинга.

– Да, Браунинга, и Саути у меня есть, замечательный “Художник и Дьявол”.

– Что в их поэзии вас задевает? Эти ранние и поздние романтики, чем они интересны?

– Просто хорошие поэты.

– Браунинг тоже ведь поэт-рассказчик, у него очень много историй.

– Да. Интересно, что сама я как поэт – что детский, что взрослый – совершенно не рассказчик. Я лирик в чистом виде. Рассказчик у нас в детской сфере – Эдуард Успенский. Он умеет рассказать историю в весёлых стихах как никто. В английской поэзии мне нравятся рассказчики, нравятся баллады, нравится Браунинг, его замечательная история про гамельнского крысолова. Она необычно и новаторски звучит даже по форме. Я её довольно давно сделала. Но и Элизабет Браунинг мне тоже нравится ничуть не меньше, а может быть, и больше своего знаменитого супруга. Её сонеты принято называть “С португальского”, но отчасти это ещё и “От португалочки”, потому что он её так шутливо называл. Это абсолютно чистая, без всякой иронии, – хотя я обожаю иронию, доходящую аж до сарказма, – совершенно чистая любовь, концентрированная, в чистом виде. И так красиво написанная… она прошла, можно сказать, по канату над бездной сиропа и умудрилась туда не плюхнуться.

– А такие поэты, как Милн, Кэрролл, – это, наверное, больше детская литература?

– Это больше детская литература, но, поскольку они англичане, там нет никаких границ, возрастные границы совершенно размыты. В томике Милна, предназначенном для трёхлеток, от трёх до шести, который называется “When We Were Very Young”, есть стихотворения, которые я бы отнесла совершенно спокойно к разряду взрослой лирики. Я обожаю размытые возрастные границы, как у Валентина Дмитриевича Берестова, которого я тоже очень люблю. Кстати, Честертон – это и приключения, и отец Браун, это давно уже дети, подростки отобрали у взрослых. И тем не менее это и для взрослых прекрасно работает. Баллады Честертона я тоже очень люблю и переводила просто с полным счастьем. “Баллада самоубийцы” моя любимая:

Я к виселице новенькой в саду
С утра иду, не трепеща нимало;
Вывязываю петлю на ходу,
Как денди вяжет галстук свой для бала;
Соседи (на заборе) ждут сигнала,
Чтоб закричать “Ура!” Но, на беду,
Меня смешная прихоть обуяла:
Сегодня не повешусь – подожду.

Ну здорово же?

– Кстати, и Киплинг тоже писал и для взрослых, и для детей.

– Абсолютно. Мы сделали его двухтомник напополам с Григорием Кружковым. Мы не работаем и не работали в соавторстве, как, например, Ильф и Петров. “Напополам” в данном случае означает, что мы разодрали вещь по кускам, и каждый делает свои куски. В первом томе я больше делала баллады, а Григорий в основном делал прозу. Во втором томе – наоборот: у меня побольше прозы, у него – стихов. В общем, примерно пополам и получилось.

Да, Киплинг – он и детский, и взрослый. Он всеобщий. Я очень тоже эту работу любила и люблю. Первый том называется “Пак с волшебных холмов”, второй – “Подарки фей”. У нас почему-то он выходит и переиздаётся всё время под названием “Сказки старой Англии” – наверное, это более “продажное” название. Но на самом деле это двухтомник Киплинга, который должен стоять во всяком порядочном английском доме, особенно где растут подростки.

– А что вам у Киплинга больше всего нравится? Проза, стихи, какое-то отдельное произведение?