Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

Шпагу мне! Я сегодня играю
                    влюблённого лорда,
Он прощается с милой,
                    поскольку идёт на войну.
Он ей пишет стихами: не плачь, мол,
                    решился я твёрдо,
И других не люби,
                    а вернусь – я бока им намну.

Впрочем, что я! Отставить! Он пишет:

                    “Прощай, дорогая,
Слёз жемчужных не трать —
                    лучше бусы из них нанижи,
Но верни моё сердце,
                    чтоб радостно шёл на врага я,
И, как ладанку, в бой
                    мне сердечко своё одолжи…”

Так он весело, лихо, красиво

                    бумагу марает!
Этот странный, старинный костюм
                    я примерить должна:
Мне к лицу и трико, и коле́т,
                    а жабо натирает,
Мне идёт этот слог и размер,
                    только рифма тесна…

Ну же! – лихо, легко и отвесно,

                    как в воду вонзиться,
И свободней, свободнее,
                    с радостью в каждом персте,
И уже не лицо моё —
                    облик иной отразится
В этом дьявольском зеркале,
                    в белом бумажном листе!

Мёртвый лорд подбирает на лютне

                    мотивчик весёлый,
Триста лет его нет, а гляди,
                    всё такой же шальной.
…И однажды, одетая мальчиком,
                    вскрикнет Виола:
“Это ты, Себастьян? Ты воскрес
                    и вернулся за мной!”

«В переполненном баре, у стойки, в дыму густом…»

В переполненном баре, у стойки, в дыму густом
Я на детском высоком стуле приветствую мир.
Двухметровый седой одуванчик по имени Том
Мне подносит Гиннес

, как няня несла кефир.

Под ирландским клевером я ль не желанный гость?

Изумрудный свитер на мне и душа зелена.
Мне за двух поэтов из Дублина спеть довелось:
Джеймс и Патрик, такие были у них имена.

Том стихов не читает, он мёрзнет в тёмной Москве,

И не видит он, что зелёное мне к лицу,
И не знает, как в замке Тары, в хмельной тоске,
Вождь отсёк себе палец, чтоб перстень бросить
                                                                         певцу.

Джеймс и Патрик, слышите? Песни опять не в цене.

Но зато нам положена тайная благодать
И бесплатные мёд да пиво, даже в стране,
Где цветы воруют с могил, чтобы снова продать!

«Покой, и воля, и надёжный ямб…»

Покой, и воля, и надёжный ямб,
Горячий суп и детские раздоры,
И втоптанный в ковровые узоры,
Тускнеет одомашненный Хайям.

Прохладных простынь потолочный свод —

Прочь, прочь любви задышливый анапест!
На тонкой книге дружеская надпись
И на столе насущный перевод.

Любовь чужая: лютня, соловей,

Заморские серебряные трели,
Но сладок сон мой, словно в колыбели,
В большой ладони, Господи, твоей —

В гостинице Твоей, где знать и голь

И есть кому радеть о постояльце…
Покой и воля. И на среднем пальце —
Почётная школярская мозоль.

Из древнегреческого