Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

– Мне у него нравятся и проза, и стихи. Безумно нравятся его детские вещи, “Just So Stories”, которые я прочла ещё в детстве, по-английски. Нашему поколению вообще страшно повезло, потому что при нас открылись так называемые английские спецшколы. По крайней мере, в Москве и в Питере. Французские тоже открылись, даже парочка испанских, немецкие были. Но мне повезло, и я попала в английскую, и как раз это были оттепельные времена, когда издательство “Прогресс” начало издавать адаптированные и неадаптированные английские классические детские вещи. И вот эти “Just So Stories” вышли, и тут же учителя английского велели нам их закупить на весь класс, и мы начали это читать. Я уже тогда понимала, что это замечательная ирония, что он окликает нашу будущую взрослую жизнь, нашу будущую жизнь как родителей, а не только как детей. В общем, это здорово. Это многослойность, это двойное дно, это то, что я очень люблю и в детском, и во взрослом. Когда автор апеллирует одновременно и к внутреннему ребёнку (который, я уверяю, живёт внутри каждого взрослого человека, иногда даже меняет возраст и пол), и к будущему взрослому, которого ощущает в себе каждый растущий человек. Киплинг – он такой.

– И напоследок вернёмся из Англии в Россию. Как вы думаете, что€ русская литература получила от такой мощной переводческой культуры, которая у нас существует с XIX века?

– Просто массу всего. Мне кажется, если мы начнем перечислять, то никогда не закончим, потому что в котёл с русской культурой буквально перевернули и опрокинули целый сундук с сокровищами. Начиная с Жуковского, и ещё пораньше даже. И всё это в том котле настолько перемешалось, растворилось… От “Лесного царя” и “Замка Смальгольм” до нонсенса и абсурдизма, всё это настолько в ней, слава богу, размешалось и растворилось, что достать это из неё и выкинуть не под силу больше никому. Какие бы генеральские, адмиральские и маршальские погоны этот кто-то на себя ни нацепил.

– В советское время перевод ведь занимал особенное место. Вспомним знаменитое довлатовское: “Кто у нас лучший стилист?” – “Переводчица Рита Райт-Ковалёва”.

– Да-да, кто-то, либо Стейнбек, либо Апдайк, рассказывал, что, когда он приехал в Советский Союз, ему постоянно задавали вопрос: “А вы знакомы с Воннегутом? Вы знаете Воннегута?” Как раз тогда вышла “Колыбель для кошки”. И он в конце концов сказал: “Романы Курта, мне кажется, сильно проигрывают в оригинале”.

– Была какая-то особая культура, привязанность к переводам зарубежной литературы в позднесоветское время. Как вы думаете, это был по-своему “счастливый” период для переводчиков?

– Да, в общем, конечно, счастливый. У нас тут такая парадоксальная штука: чем сильнее давление сверху, тем более пышным цветом расцветают переводческая школа и детская литература, потому что это две области, куда можно эмигрировать. И все туда в основном и эмигрируют. Это ещё при Александре Сергеевиче было. Как вы думаете, ему сошло бы с рук вот такое: “Самовластительный злодей! / Тебя, твой трон я ненавижу, / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу”, – если бы он с самого начала не дал понять, что это адресовано не кому-нибудь из местных, а Наполеону.

– Будем считать, что нас ждёт расцвет переводческого дела.

– Да он уже вполне начался, как мне кажется. И детская литература тоже расцветает, можете мне поверить. Много интересных молодых имён.

2024

Перевод с английского