Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

Англичане мои! младенческая мечта —
быть как вы: я и спину старалась держать прямее.
Но не складывалась иронически линия рта,
и подрагивала губа, твердеть не умея.

Героический Вальтер Скотт! Убийственный Свифт!

Безупречный джентльмен с Бейкер-стрит!
                                                              В самом деле,
коль родился садовником, волен ты делать вид,
что цветы тебе надоели. Все надоели.

Сэр, не правда ли? Правда, сэр… Это скрип дверей,

это входит дедушка Диккенс. Я в детстве даже
обижаться не стала, что гнусный Феджин – еврей,
как у Гоголя отрицательные персонажи.

Нет, любовь моя – словно крепость: в её стенах

мирно дремлют ягнёнок с тигром и чёрт
                                                                 с младенцем,
и скелет в чулане – точней, обгорелый прах,
потому что сэр Уинстон Черчилль знал про
                                                                      Освенцим.

Переводчик – поэту

Я не узна́ю, из какого сора
пророс твой стих, мой бледнолицый брат:
ночных ли страхов, нянькиного вздора,
обломанной сирени вдоль оград?

Я не узна́ю, что за боль-заноза

застыла в нём, как муха в янтаре…
Я мог бы откупиться рифмой “роза”,
но розы не росли в моём дворе.

Давай меняться – знаешь, как когда-то:

мой сор – на твой! Держи бумажный шлюп,
подшипник целенький для самоката,
свисток футбольный и молочный зуб.

Давай меняться! Что глядишь несмело?

Вон тот каштан, что в кулаке согрет,
весь лакированный, годится в дело,
и стёклышки – тут хватит на “секрет”…

Я не узна́ю, что за тараканы

чердак твой посещали вечерком,
но не тревожься: есть на дне кармана
гудящая коробочка с жуком.

«Второстепенные английские поэты…»

 Второстепенные английские поэты,
 вы руки тянете ко мне из тёмной Леты
 и, как детдомовская ребятня:
– Меня, – кричите вы, – меня, меня!

Да я сама тут запасным стою хористом,

да я случайно забрела на эту пристань,
мне снилась воля, мне мерещился покой…
Но шелестят уже страницы под рукой.

Первостепенные английские поэты

давно пристроены и кушают котлеты,
забвенья молчаливая вода
над ними не сомкнётся никогда.

А я переднего уже тяну, как репку,

и кто-то сильный встал за мной и держит
                                                             крепко,
и вся компания – а стало быть, и я —
за шкирку выхвачена из небытия.

И за учителей своих…

Картинки из “Зелёной гостиной” Вспоминая Вильгельма Левика

Оказалось, что помню я преступно мало. Шесть лет – с 1976-го и почти до самой смерти Вильгельма Вениаминовича – занималась у него в семинаре, помню какие-то “внешние” вещи: кто присутствовал, где было дело, даже кто каких авторов переводил… но живых, озвученных и расцвеченных картинок, тех самых impressions, из которых и складывается для каждого послежизненный портрет дорогого человека, осталось – наперечёт. Попробую перелистать этот мысленный фотоальбом, пока он не истрепался окончательно.