– Ладно, давайте фото, – сказал Олег. – И ещё бы кроватку посмотреть, как он там лежит… может, у соседей есть маленький?
– Всё есть! – обрадовались мы и повели их в мамину квартиру на той же площадке: там жила моя младшая сестра, и в бывшей Серёжкиной кровати с прутьями гордо держал головку её младенец Антон.
И они нарисовали – ну то есть “набросали” – нас всех: Антона в ползунках, Серёжку в синей трикотажной курточке, длинноногого восьмилетнего Андрюшу в коротких штанах и “выходном” жёлто-голубом джемпере, Гришу и меня. На моём “портрете” ступни ног не поместились и пририсованы сбоку. А маму рисовать не стали, сказали, мол, такая нетипично молодая бабушка в джинсах для книжки не пригодится. Но мама всё равно была довольна и организовала чай.
Для книжки (она вышла в 1988-м и называлась “На кого же он похож?”) Эрик и Олег нас немножко усреднили. Грише добавили волос, с меня сняли очки. Появились две симпатичные бабушки, одна с пучком, другая в платочке. В старшем брате смешались воинственный Серёжка и мечтательный Андрюша. Зато накуксенный Серёжка-младенец на обложке очень похож на собственное фото. А все наброски – с автографами! – потом достались нам.
Надо сказать, что сыновьям, особенно старшему, уже школьнику, ощущать себя персонажами книжки отнюдь не льстило. Честно говоря, их от этого слегка корчило, и слово “Малыш” на обложке только усугубляло положение. Но потом ничего, переросли.
Булатов и Васильев, помнится, иллюстрировать детские книги скоро перестали, моя была чуть ли не последней. Их ждали выставки, поездки, заслуженная слава.
Недавно я отыскала чуть поблекший тонкий рисунок: худенький задумчивый мальчик, удлинённые глаза, двухцветный джемпер, шорты, домашние тапки… Отдала застеклить и обрамить и подарила “натурщику” на день рождения.
А книжку потом переиздавало “АСТ”, и даже в глянцевом виде, но у меня ещё жива та, старенькая, в шероховатой бежевой обложке, где сзади написано:
“Тираж 150 000 экз. Цена 30 коп.”
Записки разных лет
Девяностые
Мысль изреченная есть ложь.
И что ж?
Бывает, выпадет вдруг из памяти слово.
Протянешь руку – пусто.
Батюшки! Ведь только что было!
Ищешь, ищешь, плюнешь наконец…
И тут оно возвращается, как какой-нибудь блудный сын. Хочется зарезать тучного тельца и на радостях напиться.
Прозу писать ужасно хочется, но лень одолевает.
Так вот прямо и одолевает! Невольно собьёшься на стихи.
…В этот раз мы застали жасмин! Стеной стоящий малеевский жасмин, плотно набитый белыми, прохладно пахнущими бубенчиками.
И многоярусные дубы.
Вечером, в ожидании “Вестей”, все прогуливаются или сидят на лавочках у входа в столовую и главный корпус. Тут же играют дети. Когда-то литфондовское начальство нипочём не желало допускать пишущую братию с детьми или маленькими внуками в “святая святых” главного корпуса.
– Что вы! У нас там работают известные писатели!
Лично я бы на месте известных писателей бегом бежала от главного корпуса в самый дальний домик.
Потому что все дети, сколько ни наберётся их в Малеевке, с утра до ночи толкутся именно здесь!
Звонче всех переговариваются несколько дошколят. В кустах жасмина оборудован у них домик. Комнаты расположены анфиладой, в одной из них на перевёрнутом ящике расставлен кукольный сервиз.
Верховодит шестилетняя Лера. Сегодня у неё в подчинении смуглая красотка Анюта из Еревана и совсем маленький белобрысый пацанёнок по имени Алан.
– Убирайте, ну убирайте же эту грязь! – командует Лера. – Видеть её не могу!
Алан и Анюта веточками старательно метут “пол”.
Вдруг на аллее показывается долговязый девятилетний Славка.
– Ах! – вскрикивает Лера и, просияв, выбегает из кустов ему навстречу. – Это же мой вчерашний убийца!
Вчера в пылу мужской “перестрелки” в девочек угодило несколько шальных зелёных яблок. Был небольшой скандал.
– Негодяй! – томно восклицает Лера. – Видеть тебя не хочу! Знать тебя не желаю!
Славка растерянно моргает. Он и вообще-то простоват, и давно уже думать забыл про вчерашнее, и вдобавок спешит присоединиться к прыгающим возле клумбы мальчишкам. Этим летом в моде у них игра в “классики”.
– Чё пристала, – бурчит он наконец и, отодвинув девочку, идёт своей дорогой.
Лера бежит за ним. Бежит, чтобы ещё раз сообщить, что не желает его видеть.
О женщины…
Мальчик: – С моей матерью не соскучишься. Она интересно так выражается, как-то извилисто. “Голова, мон шер, без употребления может отпасть, как рудиментарный орган”.
А то скажет просто:
“Щас как тресну!”
Как дождь. Или грипп.
На даче у Тумашковых. Светский разговор за столом: четверо наших гавриков хвастают друг перед дружкой добрыми послеразводными отношениями своих пап и их новых подруг – с нами, мамами. В общем, демонстрируют широту взглядов.
Андрюха (15 лет):
– И вообще, наш девиз: “Развод – в каждую семью!”