Неаполь, любовь моя

– Не надумывай себе всякого, – попросила она.

– О’кей, – ответил я.

– Думай просто, что это опыт, который я должна получить, а не какие-то кардинальные перемены.

– О’кей, – сказал я.

Кто-то ходил по платформе вдоль железнодорожных путей, кто-то курил. Мы ели мороженое.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы попрощаться с ней, поцеловать, перед тем как она зашла в вагон, но я это сделал. Потом вернулся домой и помыл посуду. Вытер насухо и позвонил Русскому, спросил, не хочет ли он встретиться, чтобы выпить и поболтать немного. Он ответил, что встречается с Сарой и что перезвонит мне в конце недели, чтобы организовать встречу.

Я открыл книгу и прочитал несколько страниц, но не испытал никакого удовольствия. Перечитал рассказ, который начал писать раньше, а потом оставил «отлежаться», но почти сразу заскучал и даже испытал легкую неприязнь, но не в отношении рассказа, а в отношении самого себя, человека, который в тридцать лет все еще мается такой ерундой, вместо того чтобы зарабатывать на хлеб.

Я надел куртку и вернулся на станцию. Подождал поезд.

Вышел в центре и взял большую бутылку «Перони», потому что погода поменялась, стало теплее, и теперь можно было с комфортом сидеть с большой бутылкой пива в руке. Я поразмыслил над собственной теорией, что осенью и весной, когда на улице тепло, хорошо идет большая бутылка «Перони», но зимой, когда на улице холодно, и бутылка в руке покрывается изморосью, и летом, когда на улице жарко, а от жары пиво быстро превращается в бульон, лучше идет «Перони» в маленькой бутылке.

Я немного прогулялся с пивом в руке, ни о чем не думая, не обращая внимания, куда иду. Большая бутылка «Перони» закончилась, я взял другую. Не потому что мне нравилось, просто чтобы не оставаться с собой один на один.

Люди, которых я встречал на улице, болтали – кто друг с другом, кто по телефону. Некоторые сидели на площади, другие за столиками в баре. Я шел один, и мне казалось, что всю жизнь я только и делаю, что иду куда-то в одиночестве. Дошел до моря, дальше идти было некуда, и я почувствовал себя загнанным в угол. Оно было там, передо мной, неподвижное, огромное. Я подумал, что для многих людей город у моря ассоциируется с идеей бесконечности, потому что море дарит им, пусть даже на довольно примитивном уровне, возможность сбежать. У меня таких ассоциаций не было. Я подумал, что шел и шел, а город вдруг закончился, и со мной ничего не случилось, только дальше идти некуда, а потом я вспомнил, что на флоте мне нравилось смотреть на море и думать, что там, за горизонтом, независимо от того, где я сейчас, там был Неаполь.

В 4. 45 утра я открыл глаза и больше не смог заснуть.

Вдруг занервничал, завозился в кровати. Лежал, но вместе этого хотелось вскочить, чтобы иметь возможность защититься. Одно слово, всего одно слово, ужасное слово, гремело в моей голове: Барселона.

Шесть месяцев я работал на корабле, который раз в неделю приставал там к берегу, и я вынужден был бродить по совершенно неинтересному для себя городу, в то время как больше всего на свете я хотел вернуться домой, вот почему я стал ненавидеть это место. Потом, узнав город получше, стал ненавидеть его и по другим причинам. Из-за его пустоты, апатии, глупого гедонизма, я стал думать, что какими-то своими чертами он очень похож на Неаполь, но не мог ненавидеть Неаполь, потому что уже решил любить его, поэтому стал ненавидеть Барселону, ненавидеть вдвойне. Я и себя тоже ненавидел – за свое неумение быть в одиночестве, остаться на корабле и спать, вместо того чтобы гоняться за иллюзией жизни.

Мы приплывали в воскресенье вечером, смертельно уставшие, после недели работы. Наши тела больше чем из плоти и крови, состояли из проклятий. Мы глушили моторы, и в иллюминаторе, за темнотой порта, рассыпались огни города, карабкающиеся на холм. Я смотрел на них, и каждый раз соглашался сойти на берег, и добрая половина экипажа решала так же. Некоторые уезжали на такси в казино, а потом, проиграв все, возвращались пешком. Другие шли поужинать, кто-то отправлялся по шлюхам. Я в одиночестве шел пить джин-тоник по два евро в бар к румынам, где играла румынская музыка и по стенам висели румынские флаги.

– Я знал одного типа, который рассказал мне об этой дискотеке, – сказал мне как-то третий помощник капитана, сицилиец, когда я сидел в своей каюте за компьютером.

Мы сошли на берег втроем, я, он и кок. Скинулись на такси и поехали в Барселону.

Там было много дискотек с дерьмовой музыкой. Повсюду разгуливали голые женщины, и я подумал, что хотя бы в плане зрелищ мы выбрали правильное место, настоящая отрада для глаз.

На входе нам нацепили на руки бумажные браслеты, и как только мы вошли, то сразу встали в очередь к бару. Оглушительно гремела музыка, странный свет. Несколько женщин танцевали нагишом на тумбах, а мужчины в солнечных очках с цветной оправой крутились рядом с ними.

Я взял стакан и вышел покурить, потому что не умел танцевать, и к тому же задняя дверь дискотеки выходила на пляж.