Неаполитанские хроники

Весь воскресный день разбойник заставил меня провести лежа на кукурузном поле. Мы съели остатки хлеба и сыра и выпили остатки воды.

Вечером, часов около девяти, за мной пришли шесть или семь человек, и среди них я узнал кое-кого из тех, кто меня похитил.

Мы снова отправились в путь, но на сей раз меня уже не несли: я шел сам; это заставило меня подумать, что дорога предстоит недолгая. И в самом деле, мили через три мне было велено перелезть через изгородь, и мы очутились в саду. Там мне платком завязали глаза.

Мы вошли в какой-то дом, дверь которого показалась мне довольно узкой, так как я ударился об один из ее откосов. Затем я стал подниматься по круговой лестнице и остановился лишь на третьем этаже; поднимаясь, я сумел немного сдвинуть повязку, так что мне удавалось кое-что видеть. Мы прошли через первую комнату, вторую, гостиную и, наконец, попали в третью комнату. При свете фонаря, который один из сопровождавших меня людей нес за моей спиной, я смутно различал окружающее. Наконец, когда мы оказались в последней комнате, повязку с моих глаз сняли, и я увидел, что нахожусь один на один с незнакомцем, заявившим, что его зовут Петруччо и что он здесь для того, чтобы составлять мне компанию и заодно прислуживать.

Комнату освещала лампа.

Стены комнаты были побелены известью. К потолку прилепились два ласточкиных гнезда: одно у второй балки, другое у третьей. По полу, с одного конца комнаты в другой, пролегала трещина. Позднее мне стало известно, что это последствие землетрясения 1857 года.

Всю обстановку комнаты составляли кровать, стол и несколько стульев. Я заметил, что у одного из стульев была вращающаяся спинка.

Охранник успокоил меня, сказав, что все, в чем я буду нуждаться, мне дадут. Я не стал ничего просить, но и без всяких моих просьб мне принесли салат, сваренные вкрутую яйца, укроп и груши. После ужина я лег спать. Настроенный обращать внимание решительно на все, я заметил, что одеяло на кровати было белым и его украшали пять полосок, белых по белому.

Охранник лег в ту же кровать, что и я.

Всю первую неделю я оставался в этой комнате, причем ничего особенного в это время со мной не происходило.

Днем, чтобы развлечься, я играл в карты с охранником, который был чрезвычайно услужлив и к тому же, скучая не меньше моего, не прочь был развлечься сам.

Когда охранник должен был взять завтрак, обед или ужин для меня, который доставляли к двери, извещая его об этом условным стуком, он вставал перед приоткрывшимся дверным проемом таким образом, чтобы загородить от меня того, кто приносил еду. Однако скрыть его от меня полностью удавалось не всегда, и однажды я увидел, что это была маленькая седовласая старуха.

На восьмой день, с наступлением темноты, охранник завязал мне глаза и, взяв меня за руку, вывел из дома. Я догадался, что мы идем той же дорогой, какой пришли туда. И вскоре стало ясно, что ошибки с моей стороны не было, ибо, когда с меня сняли повязку, я увидел, что стою в том же самом саду, где за неделю перед тем мне завязали глаза в первый раз.

Не зная, навсегда ли мне предстоит покинуть этот дом, я мысленно собрал воедино все свои наблюдения. Вот что запечатлелось в моей памяти и могло позволить мне узнать его, если бы случай привел меня туда снова.

Я уже сказал о двух ласточкиных гнездах и трещине в полу, разделявшей комнату надвое.

Помимо этих двух наблюдений — не считая того, что касалось одеяла, — я взял на заметку следующее.

Мне явно хотели внушить, что я провел целую неделю на уединенной ферме, но по звону колоколов, раздававшемуся совсем рядом, я понял, что, напротив, она находится возле церкви. К тому же однажды, когда охранник отдыхал после обеда, мне удалось увидеть сквозь решетчатые ставни заднюю сторону этой церкви.

Кроме того, из головы у меня не выходили три непохожих между собой крика.

Первый был возгласом монаха, который на заходе солнце, выпрашивая милостыню, выкрикивал, как это принято в нищенствующих орденах: «Ave Maria!»

Второй, который я слышал в разное время дня, был зовом торговца оливковым маслом, выкрикивавшего: «О l’uoglio!^»[40]

Третий, который повторялся несколько раз на дню, был зовом торговца пиявками, выкрикивавшего: «O chi vuole sanguette?»[41]

Кроме того, я заметил на окне помет ласточек, которые, устроив весной гнезда внутри комнаты, роняли этот помет, влетая в окно и вылетая из него.

Кроме того, гвоздем, случайно оказавшимся у меня в кармане в момент похищения, я нацарапал на подоконнике свое имя и оставил метки на деревянной перекладине кровати. Однако наносить их на стул, на котором я обычно сидел, не стал, поскольку у него, как уже говорилось, была вращающаяся спинка, и мне показалось, что этой особенности будет достаточно, чтобы узнать его.

Развязав мне глаза, из сада меня отвели в каштановую рощу, где я оставался два дня. Как раз в эти два дня комиссар полиции Салы, разыскивавший меня, прибыл в те края и обращался по моему поводу к мэру, командиру национальной гвардии и муниципальному секретарю. Позднее вы увидите, что более неудачного шага он совершить не мог!