Неаполитанские хроники

— Мадонна смилостивилась над нами, — сказал он им. — Давайте деньги, ребенок там.

— Где там? — спросил Джузеппе Руссо.

— Под плащом у Трокколи; однако разбойники не отпустят его, пока не получат деньги.

И он хотел было взять из рук Руссо деньги вместе с платком, в который они были завернуты.

Однако Руссо остановил его, сказав:

— Платок здесь ни при чем.

И, забрав свой платок, он передал Пьерри четыре тысячи дукатов.

Пьерри вернулся к Трокколи.

— Можешь возвращаться к остальным, — сказал он, — все улажено.

Трокколи, не зная, что Пьерри забрал четыре тысячи дукатов и ничего так не желая, как расстаться с компанией, которая была ему крайне неприятна, направился к своим товарищам, в то время как разбойники скрылись в противоположной стороне.

Через несколько минут Трокколи уже был на вершине горы.

— А где мальчик? — поинтересовались у него телохранители.

— Какой мальчик? — спросил Трокколи.

— Бароненок.

— Я не видел его, — ответил Трокколи.

— Как, — воскликнул Джузеппе Руссо, — его нет у тебя под плащом?!

— Нет.

И тут они поняли, что Пьерри обманул их. Все были в отчаянии, особенно бедный Джузеппе Руссо, на котором лежала самая большая ответственность, ибо он, вопреки вполне категоричным наказам моего отца, отдал деньги, не получив в обмен меня.

Телохранители оставались на горе не только всю ночь, но и до полудня следующего дня, надеясь, что Пьерри вернется вместе со мной; наконец, в полдень, как я уже сказал, они решились спуститься вниз и возвратиться в Трамутолу.

Выслушав их рассказ, отец подумал, что все пропало: я мертв, а десять тысяч дукатов украдены.

Он тотчас же потребовал арестовать жену Пьерри и его сына. Карабинеры отправились к нему, но застали его дом запертым.

Весь следующий день прошел без новостей. Моя несчастная мать плакала не переставая; отец не знал, что делать дальше, как вдруг 23 сентября, между семью и восьмью часами утра, в наш дом ворвался Лоренцо Савоне, крича:

— Нинно! Нинно вернулся!

Ну а теперь мне остается рассказать вам, как стало известно, куда меня увели, и кем были мнимые разбойники, потребовавшие выкуп за мое освобождение.

ДЖУЗЕППЕ ФАЛЬВЕЛЛА».

Госпожа де Севинье ставила десять, сто, тысячу против одного, что ее загадку не отгадают; я ставлю десять тысяч против одного, что вы не отгадаете мою.

Завтра конец истории и ключ к загадке.

Всего вам доброго.

III

Трамутола, 17 января 1863 года.

Итак, вот продолжение и окончание истории юного барона Фальвеллы. Из нее вашим читателям станет известно о том, что происходит в южных провинциях Италии, куда больше, чем об этом знает даже комиссия по расследованию разбоя.

* * *

«Я уже говорил вам, что по возвращении в отцовский дом застал там капитана мобильной национальной гвардии, кавалера Помаричи, который расспросил меня о случившемся и которому я все рассказал.

Взяв на себя всю ответственность и желая как можно скорее и решительнее прийти к цели, он начал с того, что попросил нашего дядю Микеле, явно взявшего Пьерри под свое покровительство, позвать к себе этого человека.

Прежде, когда Пьерри еще не считали виновным в каком-либо сговоре с бандитами, отец пообещал ему, если он возвратит меня из плена, тысячу дукатов, а дядя посулил ему сто пиастров.

Дядя, по-прежнему настроенный в его пользу, заявил, что если Пьерри намереваются арестовать на подобной встрече, то он звать его не будет.

Господин Помаричи дал слово, что, какие бы обстоятельства ни выяснились в ходе допроса, пусть даже Пьерри признает себя виновным, он покинет дом дяди столь же свободно, как и войдет туда. Однако через два часа после этой встречи он вновь подпадет под действие закона, общего для всех.

Явившись к дяде, Пьерри с самого начала упорно отрицал свою вину. Господин Помаричи, видя, что вытянуть из него ничего не удастся, отпустил его; он сдержал слово: приказа об аресте Пьерри дано не было.

Но поскольку, невзирая на запирательство Пьерри, г-н Помаричи все больше убеждался, что тот играл в этом деле роль куда более важную, нежели роль обычного посредника, он в тот же день приказал задержать его заодно с женой и вместе с двумя арестованными отправился в Марсико Нуово; на середине пути женщину освободили.

Неизвестно, какие средства пустил в ход г-н Помаричи, угрозы или обещания, но на другой день он вернулся к нам со словами:

— Теперь я знаю все! По правде сказать, господа разбойники — порядочные люди в сравнении с теми, с кем вам пришлось иметь дело.

В тот же день он дал приказ арестовать кучера нашего дяди: его Пьерри назвал, скорее всего, вследствие личной ненависти, ибо никаких улик против не нашлось и позднее он был освобожден.

Оставалось арестовать еще двух жителей Трамутолы: Антонио Де Луку, по прозвищу Спакконе, и Луиджи Джани.

Антонио Де Лука был арестован лишь на другое утро, поскольку он не ночевал дома.

Что же касается Луиджи Джани, то стало известно, что еще накануне он бежал в деревню Буонабитаколо.