Неаполитанские хроники

Наконец, мы подошли к дому командира национальной гвардии. Я тут же узнал стоящую напротив него церковь: это ее я видел сквозь решетчатые ставни, это звон ее колоколов раздавался так близко от меня.

Между тем, выкрикивая: «О l’uoglio!», мимо прошел торговец, чей голос мне доводилось столько раз слышать.

Капитан все время держал меня за руку, чтобы мне не нужно было ничего говорить ему. Между нами было условлено, что при первых же обнаруженных мною приметах я сожму ему руку.

И я тотчас сжал ее, ибо, хотя нам предстояло войти в дом через широкую уличную дверь, а не через узкую дверь, выходившую в сад, где мне несколько раз завязывали и развязывали глаза, сориентироваться оказалось нетрудно.

У входной двери мы увидели Алессандро Саломоне, командира национальной гвардии.

— Надо же! — воскликнул он. — Так вы и мой дом хотите осмотреть?

— Мы начали с дома моей кузины, — ответил капитан Помаричи, — осмотрели дом мэра, а теперь должны точно так же осмотреть и все остальные.

— Что ж, осматривайте, — промолвил хозяин дома.

Однако подниматься с нами наверх он не стал.

При виде устройства лестницы я почти уверился в том, что цель близка. Мы поднялись прямо на третий этаж, и мне показалось, что я узнаю комнаты, за которыми находилась та, где меня держали взаперти; ну а когда мы вошли в последнюю комнату, никаких сомнений у меня не осталось вовсе, хотя ласточкины гнезда сломали, птичий помет соскоблили, кровать унесли, стул с вращающейся спинкой убрали, а на пол толстым слоем набросали кукурузную солому.

Я был уверен, что нахожусь в той самой комнате, настолько, что сказал капитану Помаричи:

— Поднимите солому, и вы увидите щель, о которой я говорил вам; подойдите к окну, и вы увидите церковь, колокола которой я слышал.

Солому стали поднимать в углу комнаты.

— Нет-нет, трещина здесь, — указывая на середину комнаты, произнес я.

Подняв солому там, где я указал, обнаружили трещину.

Затем мы подошли к окну, увидели церковь и обнаружили метки, которые я гвоздем нацарапал на подоконнике.

Несмотря на отсутствие других улик, этих доказательств было вполне достаточно для того, чтобы рассеять все сомнения.

Однако капитан Помаричи, находясь в деревне с населением в три тысячи душ, все местное начальство которой ему предстояло арестовать, имел под своим командованием всего шестьдесят бойцов. И он справедливо опасался мятежа, который мог привести как к его собственной гибели, так и к гибели его отряда.

Так что действовать следовало осторожно.

Спустившись вниз, мы встретились с Алессандро Саломоне, хозяином только что осмотренного нами дома.

Капитан Помаричи сказал ему:

— Следуй за мной, мне надо поговорить с тобой.

И они вдвоем зашли в какой-то проулок.

— Послушай, — обращаясь к Алессандро Саломоне, сказал капитан Помаричи, — ребенок узнал не только дом, куда его привели, но и комнату, где его держали взаперти; так вот, это твой дом и твоя комната. Мы тут вдвоем: отдай мне часть добычи, иначе я арестую тебя.

Саломоне смертельно побледнел и, дрожа, ответил:

— Ладно, идем к мэру! Там все и обсудим.

Капитан Помаричи никоим образом не возражал, ибо у него были подозрения, что мэр состоит в той же банде.

Дом мэра находился в середине деревни, примерно в двухстах шагах от дома Алессандро Саломоне. Кавалер Помаричи, не думая, что ему угрожает какая-либо опасность, никого из своих бойцов с собой не взял. Вопреки обыкновению, дом мэра оказался заперт. Они постучали в дверь. В голове капитана мелькнула смутная мысль об опасности, но это его не остановило.

Дверь открылась; они поднялись во второй этаж. Мэра, по меркам Буонабитаколо, можно было назвать богатым человеком, ибо он владел земельной собственностью стоимостью более тридцати тысяч дукатов. Они застали мэра уединившимся со своим племянником Гарроне, муниципальным секретарем, который, увидев вошедшего кавалера Помаричи, тотчас удалился.

В тот момент, когда они вошли, капитан Помаричи перехватил взгляд, которым обменялись мэр и Саломоне.

Продолжая играть прежнюю роль, кавалер Помаричи повторил Саломоне и мэру, что он хочет получить часть полученного ими выкупа. Мэр принял негодующий вид.

— Я обсуждаю этот вопрос не с вами, а с господином Саломоне, — заметил капитан Помаричи.

Но тогда, в свой черед, вознегодовал Саломоне.

— Вы ошибаетесь, — воскликнул он, — я честный человек и неспособен на подобное преступление!

Произнеся эти слова, он направился к окну, чтобы затворить его, и предложил кавалеру Помаричи чашку кофе.

— Нашли дурака, — ответил Помаричи, — вы хотите меня отравить! Стакан воды, если угодно, да и то посмотрю, чистая ли она.

Алессандро Саломоне позвал слугу и попросил принести стакан воды. Воду принесли; Помаричи посмотрел ее на свет: она была совершенно прозрачная; он пригубил ее: никакого странного привкуса у нее не было.

Но, пока капитан пил, он заметил, что Саломоне и мэр усиленно обмениваются жестами. И тогда ему пришло в голову, что жизни его может угрожать не яд, а нечто иное.