На голове у Алессандро Саломоне была его командирская шапка. Военный губернатор провинции подошел к нему, сорвал с него шапку и растоптал ее, сказав:
— Неужто тебе не стыдно, подлец, все еще носить знаки отличия твоего чина?
В Потенце пленников воссоединили с их сообщниками — мэром Брандилеоне и муниципальным секретарем Гарроне.
В конце ноября вышло постановление о прекращении уголовного преследования Антонио Фьятароне, Фиттипальди и трех его сыновей, и все они были отпущены на свободу.
В декабре был созван суд присяжных. Мэр и муниципальный секретарь, злоупотребляя своим правом на безопасность, держали себя чрезвычайно нагло. Алессандро Саломоне выглядел совершено подавленным, и во время допросов ему дважды становилось плохо; остальные казались безучастными.
Со стороны обвинения выступал наш адвокат, г-н Сарли, который говорил чрезвычайно убедительно, и генеральный прокурор, г-н Ратти, который был чрезвычайно красноречив.
Подсудимых защищали господа Сантомауро, Монтесано, Лаванга и Фавата.
Невзирая на исключительные дарования этих господ и толковые речи адвоката по назначению, подсудимые, после того как председатель суда, г-н Росси, превосходно изложил существо дела, были приговорены:
Джани — к двадцати годам каторжных работ;
секретарь и мэр, второстепенные участники преступления, — соответственно к пяти и шести годам тюремного заключения;
Алессандро Саломоне — к шестнадцати годам каторжных работ, а все остальные — либо к пятнадцати, либо к шестнадцати;
кучер нашего дяди Микеле и Элия Белецца были объявлены непричастными к делу.
На суде я не присутствовал и, дав показания, тотчас же возвратился в Трамутолу.
Отец вернулся домой спустя три дня.
Кстати говоря, довольно скверные слухи о мэре Брандилеоне ходили и раньше: он уже пять раз представал перед судебным следователем и, хотя так и не был осужден, остался под надзором полиции.
Мэром он был назначен два года тому назад по представлению заместителя префекта Салы.
Пятеро или шестеро из тех, что участвовали в моем похищении (к примеру, Петруччо, который охранял меня и очень хорошо заботился обо мне; тот, кто поколотил Матеру, и тот, первый, кто нес меня на руках), так и не были пойманы и, следственно, не могли быть осуждены, равно как и двое заболевших: один захворал еще до суда, а другой — во время процесса.
Один из заболевших умер, равно как и кучер нашего дяди Микеле: он слег по возвращении в Трамутолу, да так и не оправился.
Я обещал вам любопытный рассказ и, как видите, сдержал слово.
Вот это и есть подлинный разбой в Неаполе и в неаполитанских провинциях.
РАЗБОЙНИКИ
У ВОРОТ НЕАПОЛЯ
Дорогой друг, не могу удержаться и не рассказать вам о том, что сейчас произошло у меня на глазах. Желая поработать в спокойствии и тишине, я уехал на пару-тройку дней в Сорренто и поселился в комнате, навевавшей приятные воспоминания, как вдруг, обнаружив, что мне недостает кое-каких книг, решил отправиться на другое утро в Неаполь первым поездом и вернуться пораньше, чтобы перерыв в работе никак на ней не сказался.
И потому сегодня, 28-го, вместо того чтобы лечь спать в два или три часа ночи, я не стал ложиться вовсе и в четыре часа утра вышел из гостиницы, намереваясь занять место в одном из тех наемных экипажей, какие доставляют путешественников до железной дороги на Неаполь.
Добраться из Сорренто в Неаполь, дорогой друг, это то же самое, что добраться из Версаля в Париж, из Виндзора в Лондон, из Аранхуэса в Мадрид, из Потсдама в Берлин, из Шёнбрунна в Вену. Путь составляет от силы шесть или семь льё, и надо всего-навсего проехать сквозь некую огромную деревню, которая тянется вдоль дороги и время от времени лишь меняет имя, называясь поочередно Мета, Вико, Кастелламмаре, Торре дель Греко, Торре дель Аннунциата, Портичи и Резина. Вряд ли можно проделать сто шагов по этой дороге, не видя по ту или другую сторону от нее дом, ферму или виллу. Разумеется, вы едете среди олив и апельсинных деревьев, под сводом виноградных лоз, с которых свисают, покачиваясь над вашей головой, огромные кисти белого и красного винограда, способные посрамить виноград Земли обетованной.
Вы понимаете, какое удовольствие выехать на рассвете дня, чтобы совершить прогулку в подобном краю, когда каждый луч солнечного света, брызнувшего из-за вершины Везувия, озаряет усеянный золотыми блестками лазурный залив, пределами которому служат Капри, Искья, Прочила, Мизенский мыс, Байи, Низида и Позиллипо, и когда каждое дуновение ветерка доносит до вас, вместе с терпким запахом моря, благоухание лимонных и апельсинных деревьев.
К несчастью или к счастью, я опоздал на пару минут, так что место в последней коляске нашлось для меня лишь на козлах, рядом с кучером.