Неаполитанские хроники

Подъехав к Ла Торретте, он и его спутники увидели, но уже слишком поздно, то, что мой кучер, к счастью, увидел вовремя, а именно: четыре задержанные коляски, кучеров, привязанных к козлам, и шестьдесят рабочих, со связанными руками сидевших у подножия горы.

Завидев пятую коляску, разбойники, а их было человек восемнадцать, тотчас же крикнули: «Alto, е faccia in terra!»[43] Кучеру даже в голову не пришло сделать то, что так ловко проделал мой возница, — обратиться в бегство. В итоге он остановился; пассажиры вышли из коляски, но им не дали времени лечь faccia in terra. Нападение несколько затянулось. Одна коляска, за полчаса перед тем ускользнувшая от разбойников и укатившая в сторону Кастелламмаре, и наша, на глазах у них вихрем умчавшаяся в облаке пыли по дороге на Вико, могли поднять тревогу, и банда лишилась бы плодов столь дерзкого и столь успешного налета.

Не говоря уж о том, что из окна дворца, где г-н Ла Мармора живет в Неаполе, он с помощью хорошей подзорной трубы вполне мог видеть мельчайшие подробности происходившей сцены.

И потому разбойники повели пленников в горы, поторапливая их, как водится, пинками под зад и ударами ружейных прикладов в спину.

Когда они отошли на достаточно большое расстояние, один из разбойников нацепил фуражку на конец сабли и подал знак кучерам и портовым рабочим знак, что они вольны продолжать свой путь.

Пройдя около двух миль, пленники вышли на поляну, где их поджидали основные силы банды, примерно сто шестьдесят разбойников.

На той же поляне находились восемнадцать пассажиров, которые были захвачены прежде них.

Разбойники объявили им всем, что они пленники и останутся таковыми до тех пор, пока не выплатят по две тысячи дукатов в качестве выкупа. Поскольку пленников было двадцать шесть, это означало, что всего за полчаса разбойники заработали сто двадцать тысяч франков, но, разумеется, в предположении, что вся названная сумма будет выплачена.

Кроме того, пленников уведомили, что те из них, кто будет отставать, рискуют остаться позади навсегда. Отставших просто пристрелят. Разбойники прекрасно понимали, что это должно было привести к убыткам, но они знали также, что в делах подобного рода приходится жертвовать малым ради спасения главного.

В ответ один из пленников, тот, что рассказывал мне все эти подробности, заявил, что пусть лучше его убьют сразу, ибо, учитывая состояние, в каком находится его нога, он не пройдет в горах и мили.

И тогда стоявший рядом разбойник, уроженец Сорренто, имевший честь знать пленника, позвал главаря.

Главарь вышел вперед.

Это был красивый мужчина лет сорока-сорока пяти, с черными бакенбардами и черной бородой. Одет он был в нечто вроде бархатной венгерки с бранденбурами, за поясом у него торчали два пистолета, на боку висела сабля, на голове красовалась красная фуражка.

— Господин граф, — обратился к нему разбойник, — тут вот бедняга, которого я хорошо знаю; у него нога ранена, так что ему за нами не поспеть. Не соблаговолите ли вы отпустить его в Сорренто?

— А ты обыскал его?

— Да, господин граф.

— И что при нем было?

— Сорок три карлино серебром и семь с половиной грано медью.

— Верни ему эти медяки, чтобы он мог нанять коляску и возвратиться в Сорренто.

И господин граф повернулся спиной к пленнику, нисколько не интересуясь им более, а пленник, нисколько, в свой черед, не интересуясь господином графом, как можно быстрее спустился с горы, добрался до дороги, отыскал там corricolo, и заплатив несколько грано, доехал до Сорренто.

Что же касается остальных двадцати пяти пассажиров, то я сообщу вам, что с ними стало, если мне это будет известно.

Искренне ваш,

АЛЕКСАНДР ДЮМА.

МЭР БАЙИ [44]

Я долго медлил, прежде чем рассказать эту мрачную разбойничью историю, поскольку не располагал достаточно выверенными сведениями и хотел либо самостоятельно разобраться с фактами, либо почерпнуть их из надежного источника. Теперь поставленная цель достигнута, и подробности события, о котором пойдет рассказ, известны мне из первых уст.