Неаполитанские хроники

Число вооруженных людей, готовых выступить под его начальством, доходило до ста четырнадцати тысяч, не считая монахов, селян и зажиточных горожан, вставших на сторону большинства.

Пока он проводил смотр своего войска, которое, хотя и собранное наспех, не стало от этого менее грозным, вице-король вновь послал к народу архиепископа, и тот явился на площадь, держа в руках грамоту Карла V и указ об амнистии, не содержавший слов «мятежники» и «мятеж».

Мы сняли в архиве Неаполя копию с этого любопытного документа и воспроизводим его здесь дословно:

«Филипп, король милостью Божьей и т. д., и т. д.

Дон Родриго Понсе де Леон, герцог де Аркос и т. д., и т. д.

Настоящим посланием мы обещаем верноподданному народу Неаполя отменить и упразднить с сего дня и навечно все таможенные пошлины и налоги, введенные в вышеназванном городе и Неаполитанском королевстве после царствования блаженной памяти Карла V. Мы обещаем также общее прощение за все бесчинства, какие могли быть совершены в ходе этой смуты с ее начала и вплоть до сего дня. Все должно быть предано забвению. Обиды, если они так и не были прощены оскорбленной стороной, тем не менее могут быть полюбовно преодолены в течение четырехлетнего срока.

Совершено в замке Кастель Нуово, сего дня 10 июля 1647 года.

Подпись: ГЕРЦОГ ДЕ АРКОС».

Благодаря этому вынужденному признанию, что можно оставаться верноподданным, даже устраивая восстание, а главное, благодаря отмене всех налогов, введенных после царствования Карла V, послание вице-короля было выслушано от начала до конца.

Было решено, что будет составлено соглашение между народом и вице-королем и, когда стороны подпишут его, в тот же вечер герцог отправится со всей помпезностью в церковь Санта Мария дель Кармине, дабы зачитать там этот акт и присутствовать на торжественном молебне.

Огромная толпа во главе с Мазаньелло ожидала вице-короля, стоя у дверей церкви.

Он прибыл в назначенный час и, благодаря присутствию Мазаньелло, был встречен лучше, чем можно было предполагать.

Все ждали лишь появления начальников нескольких кварталов, чтобы приступить к оглашению принятого акта, как вдруг Мазаньелло доложили, что к городу приближается отряд из пятисот конных разбойников.

Мазаньелло повернулся к Перроне, чтобы справиться у него об этом непредвиденном событии.

— Я знаю, о ком идет речь, — ответил Перроне, — они прибывают по моему приказу.

— И что ты намерен с ними делать? — поинтересовался Мазаньелло.

— Расквартировать их, а точнее говоря, расположить лагерем в отдельном месте и пользоваться ими для конного патрулирования города.

Мазаньелло недоверчиво покачал головой, не особенно радуясь помощи со стороны подобных союзников; но ведь Перроне и сам был бандитом, а кроме того, в этом горном краю слово «бандит» имеет далеко не такое значение, как в равнинных краях.

На Корсике, в Калабрии и в Неаполе слово «бандит», «banditto», — это синоним слова «изгнанник».

Так что Мазаньелло дал приказ встретить новоприбывших как можно дружелюбнее.

Однако, то ли испытывая тайное предчувствие, то ли просто заботясь о поддержании порядка, он распорядился, чтобы эти люди несли службу пешими, а не конными и были рассредоточены по разным кварталам города.

Перроне, со своей стороны, настаивал, чтобы они оставались верхом.

Эта настойчивость уязвила Мазаньелло. Он воспринял ее как противодействие его воле, как пренебрежение его приказами и, не обращая более внимания на сопротивление со стороны Перроне, отослал одного из своих адъютантов передать разбойникам приказ спешиться и не покидать без его особого разрешения Рыночную площадь.

Вскоре, поскольку им приказали отправиться на Рыночную площадь, а чтобы попасть туда, надо было проследовать возле церкви Санта Мария дель Кармине, они появились у городских ворот, ведущих к ней, и, словно желая отдать честь Мазаньелло, верхом проехали мимо него; но, когда главная часть конного отряда оказалась не более чем в двадцати шагах от Мазаньелло, семеро разбойников прицелились в него и выстрелили.

Народ, заподозривший их предательский замысел в то мгновение, когда они приложили к плечу оружие, издал горестный вопль, за которым последовал залп из семи аркебуз.