Небеса Обетованные (СИ)

— А на какой вопрос? Вы же гений, Вы хотите знать всё. Или это сейчас не важно, и какой-то вопрос захватил Вас так, что Вы забыли о своей гениальности, Бэл-сэмпай?

— Нет, Принца такая чушь не захватит! Я просто хочу отплатить тебе за вчерашнее.

Короткое движение кисти, и в девушку летят пять стилетов. Пара мгновений — как сон. Как кошмар. Небеса алеют закатом, а на светлой ткани проступают багряные пятна. Пять пятен, ведь стилеты Гения всегда находят свою цель. Если, конечно, не вмешается тот, кто способен Гению противостоять. А он вмешался, потому пятна эти выступили не на первоначальной мишени, а на его черной куртке с бежевыми вставками.

— Сэмпай, Вы испортили мне куртку, — протянул Фран, грудь которого пронзили ножи. — Маммон Вас на кол посадит за то, что ему придется тратиться на новую.

— Отстираешь, — усмехнулся Гений. — Принц получил ответ, игра ему больше не интересна! Живи в своем болоте с такой же, как ты, глупая Лягушка… И радуйся. По-настоящему.

Он развернулся на каблуках и, смеясь безумным шипящим смехом, поспешил к выходу из парка. Фран сел на лавочку, а девушка осторожно коснулась пальцами одного из стилетов. Молча посмотрев в глаза парня и спросив взглядом, можно ли убрать их, она получила такой же молчаливый ответ и осторожно вытащила ножи. В глазах ее читалась боль: он помог ей. Вновь. Он защитил ее. Он сдержал обещание. Но какой ценой? Стоило ли это обещание того, чтобы страдать самому? Для него — стоило. И для нее тоже, потому что сама она поступила бы точно так же. И как и он сделала бы она это лишь для одного человека во всем мире. Для того, кто научился понимать ее душу без слов, которые и не нужны. Фран смотрел в ее глаза, словно говоря: «Прощена, прощена, прощена», — и девушка наконец слабо кивнула, вновь переводя взгляд на небо. И тут порыв ветра принес к лавочке лепестки сакуры. Конец июля. Откуда в итальянском парке, на аллее кленов, эти дивные розовые лепестки?..

Девушка протянула ладонь, нисколько не волнуясь о том, что ее компаньон увидит это, и на тонкие пальцы с неровными ногтями лег большой красивый лепесток, нежно холодивший бледную кожу. Внезапно другой ее ладони коснулось что-то не менее холодное, но в сотню раз более нежное и в тысячу — более робкое. Она повернула голову и удивленно посмотрела на Франа, нерешительно накрывшего ее ладонь своей. Он не смотрел на нее — он смотрел на цветущую прямо перед ними сакуру и вдруг спросил:

— Примешь?

Молчание. Тишина. И впервые она его испугала, но парень не обернулся. А затем краем глаза он увидел легкий, едва заметный кивок, и пальцы ее робко и осторожно сжали его собственные. Он спокойно посмотрел ей в глаза, и лепесток на ее ладони вдруг взорвался сотней искр, превращаясь в крупный цветок сакуры.

— Не потеряй.

Голос не такой как всегда — неуверенный, немного испуганный. Ведь изорванная в клочья душа осмелилась поверить и боится ошибиться…

Она покачала головой и едва различимо улыбнулась краешками губ. Фран кивнул и уже увереннее сжал ее тонкие теплые пальцы. Тишина окутывала их, вновь став родной, а закат, который они оба ненавидели и на который смотрели лишь для того, чтобы душа вновь испытала хоть какую-то эмоцию, стал им вдруг абсолютно неинтересен. Ведь мертвые души чувствуют лишь боль и иногда способны испытывать ненависть. Светлые же чувства для них — табу, абсолютное и беспрекословное. И лишь когда это чувство настолько сильно, что заставляет душу улыбнуться, сшивая лоскуты и превращая ее в единое целое, она оживает. И тогда это чувство затопляет ее, даруя возможность вновь испытывать все эмоции, всю гамму чувств от черного до белого, сквозь все оттенки немыслимых цветов, среди которых нет лишь одного, самого лживого. Серого. Потому что ожившая душа на ложь не способна так же, как и мертвая…

Зеленые глаза неотрывно смотрели в серые и улыбались им, в то время как тонкие губы были плотно сжаты. Серые же глаза преданно смотрели в зеленые и отвечали на улыбку, прося разрешения не забывать это чувство. И они его получали.

— Вроой! Мусор! — крик пепельного блондина заставил Франа поспешно отдернуть руку и отвести взгляд от глаз девушки, которая сжала в кулаке цветок сакуры, исчезнувшей так же неожиданно, как и появилась. — Где эта королевская особа?! Что вы вечно в этот долбаный парк уходите? То ты, теперь и этот гениальный идиот!

— Сэмпай, если фальшивый Принц это услышит, он захочет превратить Вас в кактус! — заявил Фран, а его сэмпай подлетел к лавочке и возмущенно высказал всё, что думает о кактусах, Принце, Лягушках, этом парке и том, что ему, капитану Варии, приходится искать ленивых бездельников, которые непонятно за что получают свои кровные.

— Сэмпай, а Вы сейчас напоминаете Маммона! Неужто я разучился распознавать обман, и Вы ненастоящий?

— Да иди ты, мусор! — рявкнул капитан. — Где этот «Гений», чтоб его?!

— Не знаю, я не сталкер, за людьми следить. Мне неинтересно, как Принц-Дегенерат проводит вечера, я не знаю ни о ком и ничего.