Небесное дитя

* * *

Передо мной вилла с обветшалыми стенами. Не знаю, чем притягивает меня это место, но я толкаю калитку и вхожу в заброшенный сад.

Вдоль главной аллеи растут розы вперемешку с диким кустарником. Цветы явно не подрезали давным-давно, и они частично теряются в высокой траве. Я шагаю под дубами и вижу в глубине сада хижину. Четыре деревянных стены, окна, разделенные на маленькие квадратики, островерхая крыша с черепицей, поросшей лишайником. Внутри пусто, голо. Я снимаю сандалии, чтобы почувствовать тепло ступенек, и сажусь на крыльцо, завороженная зеленым светом, пронизывающим листву и пляшущим на моей коже.

Внезапно я вспоминаю другой остров. Единственное настоящее путешествие, в которое мы с Пьером ездили вместе. Несколько дней в Коре, античном городе под облаками. Любовь в белом городе. Твой город, Пьер. Ты снял старый домик на склоне скалы, дверь пряталась за бугенвиллеями. На втором этаже вместо кровати просто лежал матрас, еще стояли стол и стул, сидя на котором ты смотрел на горизонт и писал. Однажды утром я нарисовала тебя за работой. Помню разбросанные карандаши, воду, смешанную с акварелью. Я тебя отвлекла, села на колени, ты противился, но обнимал меня и смеялся, затем толкнул на пол, и мы занимались любовью в этой светлой комнате, наслаждаясь запахом льняных простыней и розмарина. Утром я проснулась и обнаружила на полу надпись кривыми буквами: «На диком острове мы были вместе, в море. // Познала негу ты, и удовольствие, и крепкий сон. Не знала горя…»

Я оставила дубы и воспоминания о прошлом. В пансион я вернулась к обеду и проследовала через кухню, благоухающую пряностями. Пока я помогала Сольвейг накрыть на стол, я рассказала об утреннем открытии. Оказалось, что заброшенная территория принадлежит ее кузену, он унаследовал ее зимой после смерти отца и решил переехать из Стокгольма, чтобы все здесь восстановить. Я не устаю прислушиваться к музыке чужого языка: какое красивое имя Бьёрн (означает «медведь») и как подходит этому человеку.

* * *

Селиан

Я рассказал маме, что дез Эссент помог мне с домашним заданием.

Она спросила:

— Надеюсь, ты его так не называл?

— Почему нет?

— Это неловко… Как он воспринял?

— Думаю, ему понравилось.

Она вроде успокоилась.

В ящике прикроватной тумбочки я спрятал листок, на котором профессор кое-что для меня написал, когда я сказал, что люблю расшифровывать послания:

T(ych)O B(rah)E OR NOT T(ych)O B(rah)E.

* * *

Селиан только что нырнул. При контакте с водой он раскрывается как кувшинка, его охватывает радость, мой малыш, дитя волн.

Я на понтоне одна, с волос еще капает вода, ложусь животом прямо на доски, утыкаюсь лицом в сложенные руки. Закрываю глаза и слышу вдали голоса, меланхоличные мысли, подобно облакам, проплывают в голове, а сквозь полуприкрытые веки я вижу мерцающий свет.

Внезапно передо мной возникает силуэт. Медведь.

— Сольвейг сказала, что вы осматриваете остров. Хотите, я вам завтра кое-что покажу?

Кажется, высокого блондина немного смутило свое собственное предложение. Я с удовольствием соглашаюсь.

Я оборачиваюсь и за окном веранды вижу дез Эссента в плетеном кресле, на нем, как всегда, безукоризненный костюм, а в руках книга. Кажется, он заметил, как я разговаривала с Бьёрном. Я обратила внимание, что присутствие кузена Сольвейг ему не по душе, он вечно его избегает.

Селиан молниеносно выскакивает из воды и отряхивается прямо надо мной: «Я был там, и внезапно он появился совсем рядом. У него такая лебединая шея, и он просто опускает ее в воду, а потом внезапно выныривает с рыбой… Сольвейг, Сольвейг! Я плавал с бакланом!» Он бежит к Сольвейг, а я смеюсь над его воодушевлением. Глядя в небо, я тоже чувствую себя ребенком.

* * *

Утро солнечное, однако в небе грозные тучи, на горизонте гроза. Я иду по аллее, ощущаю листья под ногами, иногда попадаются желтые, золотистые. Я собираю их и складываю в дневник, чтобы позже нарисовать.

Бьёрн показывает мне средневековую церковь, построенную на вершине в Киркбакене, самом красивом порту на острове. Оттуда на континенте можно увидеть очертания замка Кронборг, который контролирует вход в Балтийское море и чьи башни, фонтаны, сообщающиеся королевские комнаты были перестроены тем же архитектором, что возводил Ураниборг, по планам… Тихо Браге.

В романтической дымке, которая так идет скандинавским замкам, я вспоминаю теорию профессора: «Действие „Гамлета“ происходит не в Эльсиноре, а на острове Вен. Доказательство: призрак появляется „на скалы бесплодной вершине, // Что там, склонясь, глядится в океан“. А ведь в Эльсиноре нет никаких утесов, он расположен у воды и совсем плоский. Гамлет видит восходящее над холмами солнце из обсерватории Ураниборг, в Кронборте это невозможно».

Небо над темным кладбищем снова поменяло оттенок, закапал дождь. Я прикасаюсь ко мху, покрывшему могилу, о которую я оперлась. Мох обрамляет буквы, фамилии погребенных здесь людей, нежно-зеленые слова — красиво, необычно.