Эмма шумно выдохнула в термос, кофе был на обед. Луи, как закончит, обещал раздобыть еду. Лавандовый кофе горячий и горький, отчётливо пах травой и домом, озёрами, к которым она водила туристов, жизнью к которой уже не вернуться. Ну что за мысли, Эмма? Тебе же всегда было плевать на эти ностальгические сопли, закапай нос и продолжи работу. Эмма вздохнула. Читать эти письма, что резать себя. Вот и нож рядышком лежит, бутафорский атам, она крутила его, не замечая. Эмма с досады щёлкнула ногтем по ножу. Даже странно, насколько чутка Эва была к другим людям и на сколько слепа к сестре. «Ну и не буду ей отвечать», – решила Эмма, и стало полегче, и кофе куда вкусней показался.
На хрен мне этот Дэвид не нужен и не был не нужен, Эмма хохотнула очень зло и очень горько. Отыскала себе вторую себя, второго. Это удобно и очень. Мне тогда нужно было доказать сестре и миру, и родителям, что я не чокнутая, не чумная, что как они. Когда я стала жить с Дэвидом, они, проклятие, стали относиться ко мне серьёзнее что ли. Уважать, сука, стали. Два красных диплома, куча статей, докладов и конференций ну да неплохо, даже хорошо, умница Эммочка. А с мальчиками как? Никак мама. А с Дэвидом то другое дело. Я, получается, использовала его. Бывает. Я и любила его. Я не умею не любить людей, которых подпускаю близко. Все равно ж недостаточно. Может и хорошо…
Хорошо! Да, хорошо, что мы вот так… расстались. Он хороший, он найдёт как жить. И я хорошая, и я найду.
Пора, сказала она, запихивая термос в сумку.