Небо памяти. Творческая биография поэта

Наше поколение прошло мимо лучших пластов философской и религиозной мысли – потом, в последующие годы, пришлось наверстывать. И я, и мои товарищи и коллеги делали это… И я, и мои друзья – мы понимаем, что многого просто уже не успеть наверстать, потому что так много прошло мимо нас и так много от нас скрыли, и так много неправды нам сказали.

У меня много лежит тут разных наработок… Но в последние года полтора у меня были всякие личные сложности, какие бывают у всех людей. Ну, а потом, в самом деле, приходилось больше читать… Такой был период, когда надо читать. Я за это время прочитал огромное количество периодики… У нас, в самом деле, появились блистательные публицисты и экономисты – даже непонятно, откуда они взялись… Все это надо было прочитать, продумать, понять, разобраться в этом. Этим и занимался…

Впрочем, как человек профессиональный, я все равно и днем, и ночью что-то по привычке записывал… Я могу честно сказать, что книгу, которая пока лежит вчерне, если позволит время и разные обстоятельства, я, может быть, месяца за два – за три привел бы в порядок, и она была бы в основном готова… Это в смысле работы за столом, а чтобы издать… Я даже не знаю, как это теперь делается: старые государственные издательства как бы умерли, а новые занимаются больше другой литературой… Ну, вы видите, какая продукция продается в подземных переходах! Надо быть человеком пробивным, иметь какие-то связи; я и в прежние времена не умел и не делал этого, а сейчас тем более…

Поэтому об издании книг я просто ничего не могу сказать… Я знаю, что в Питере сейчас должна выйти книжка – это они сами там придумали… Они придумали переиздать «Кинематограф» с оформлением моего покойного друга Вадима Сидура. Мысль неплохая: они хотели бы воспроизвести все, как было в первом издании. Сидура теперь знает весь мир, а тогда он был почти что подпольный художник, когда оформлял мою книгу. Вот они и хотят переиздать ее в том виде, в каком она была… Мысль действительно неплохая – я согласился. Где-то к концу года они хотели ее выпустить.

Вот из Сибири ко мне приезжали, поскольку я когда-то там работал… Как мне объяснили, у них там юбилей – появились какие-то спонсоры… Они говорят, что хотели бы издать мою большую книгу. Я отдал значительную по объему рукопись под названием «Сон об уходящем поезде». Что-то они опять замолчали, так что пока не знаю, чем это завершится.

В такие времена можно говорить лишь о тех книгах, которые я, может быть, смогу написать, а чтобы издать – так этого я совсем не знаю…

Интеллигенция и общество

Если вы скажете человеку «нужно» или, наоборот, «не нужно» – ничего от этого не изменится. Каждый действует в силу своего темперамента, в силу своих индивидуальных особенностей. Один бежит на улицу Воровского и заседает, и суетится, а другой туда не пойдет и заниматься этим не станет…

Участие в жизни своего народа, своего общества – интеллигента вообще и литератора в частности – может ведь проявляться по-разному: в издании некоей книги, которой будет когда-нибудь гордиться эта страна, или он совершит нечто иное… Поэтому сказать, «как нужно», я не могу – каждый все равно поступает по-своему. Я уже как-то приводил на этот счет мысль Алексея Николаевича Толстого, который в ранние 20-е годы рассуждал о задачах литературы и искусства. Он говорил, что у литературы и искусства нет задачи, что задача живет внутри художника. Художник может об этой задаче даже не догадываться, он может не уметь ее сформулировать, но может и знать, и уметь – случается по-разному… Но все равно она есть в каждом человеке, и в художнике в особенности. И все, что он делает, пишет, говорит, подчинено его внутренней задаче. Ему бессмысленно говорить: «нужно» – «не нужно».

Некрасов говорит: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…» Но ведь это, как вам сказать, теоретическая формула, а отнюдь не какое-то буквальное предписание, которое должно быть неукоснительно принято писателем, ибо если довести ее до абсурда, если поэтом можешь ты не быть, зачем тогда нужны все эти разговоры об искусстве?..

Или эта строчка Евтушенко, которую обычно цитируют: «Поэт в России больше, чем поэт!» В былое время поднимались стадионы… Но это не было расцветом русской поэзии – нет! Были там талантливые поэты: они всегда были – один, или два, или три, или сколько-то еще… Поскольку у нас с вами не было тогда свободной прессы, не было ничего свободного, то эти выступления становились компенсацией отсутствия каких-то форм общественной жизни. Люди приходили в Лужники совсем не для того, чтобы услышать какое-то стихотворение, – в то время работали прекрасные поэты, которые бы там не прозвучали, – приходили главным образом для того, чтобы найти ответы на какие-то свои вопросы, которые больше нигде найти было невозможно… Теперь в этом нет нужды: теперь вместо этого есть пресса, есть публицистика – и ответы там…