Читаем Небо памяти. Творческая биография поэта полностью

Я не буду описывать это в подробностях, для меня важен сейчас особо финал этого воспоминанья. Когда дело было закончено и убитого наскоро засыпали землей, раздалась команда: «Полк, правое плечо вперед, шагом марш, запевай!» – и полк двинулся, пошел, словно бы ничего и не было, и долго еще звенело в воздухе «Белоруссия родная, Украина дорогая…» – строевая песня, удобная для шагания в ногу.

«ЛГ»


Эпоха поздних прозрений

Многое в моей жизни происходило позже, чем хотелось бы, чем должно бы быть. Хотя, в общем-то, случилось это не только со мной, но и с целым поколеньем, или даже двумя поколеньями нашей страны. Вообще эпоху после смерти Сталина я так и назвал бы – эпоха поздних прозрений… Каждому человеку в течение жизни дано пройти ту или иную эволюцию, и чем дольше жизнь и чем ярче личность, тем эта эволюция значительнее. С годами один лишь глупец не изменяется – так считал Пушкин (проблема эволюции художника – проблема для меня одна из самых интересных и важных, но это уже тема другая).

…В эпохи, подобные нашей, процесс эволюций личностных намного стремительней, значительней и резче. Скажем, когда я, мальчишка, в декабре сорок первого лежал со своей винтовкой на том снегу неподалеку уже от Химок, было в душе моей, исполненной чувств высоких и патриотических в высшей мере, было местечко и для смятенья, для страха. И только. Но позднее это вспоминалось уже иначе – не по фильмам, которые мы смотрели перед войной, не по песням, которые мы распевали.

…Зимой сорок второго года наш Северо-Западный фронт стоял в обороне. Окруженная нами 16-я немецкая армия держала четыре армии наших (в том числе и мою 53-ю), сдерживала их, сковывала, через узкий перешеек получая все ей необходимое для ведения этой спланированной заранее операции. И наше командование положило там не одну дивизию, в частности и хорошо экипированные и вооруженные дивизии сибиряков, тщетно и бессмысленно бросая их на сильно укрепленные позиции немцев.

И на исходе зимы однажды в час предрассветный было обнаружено, что противника перед нами нет – немцы попросту ушли, выполнив поставленную перед ними задачу. А вскоре – приказ Верховного Главнокомандующего – «Ликвидация Демянского плацдарма», впечатляющие цифры немецких потерь, марши, салюты, награды…

Ну, полководцы – это особая тема, для осмысленья той войны важная чрезвычайно. Умных, талантливых, опытных в первый период войны почти что и не было – тех, что были опытнее и умнее, успел товарищ Сталин пересажать, уничтожить. Прославленный маршал Жуков был не больно уж щепетилен в расчетах, каким количеством жизней солдатских оплатить свою славу. А чехарда с верховными – это уж цирк, да и только. Великого полководца Сталина сменяет великий полководец Хрущев; этого великого сменяет столь же великий, и даже более, Брежнев с Малою своею землей; даже и Черненко, всю войну возглавлявший не больно уж близкий к фронту край Красноярский, – и тот, оказывалось, чуть ли не решил исход войны и победы…

Да, полководцы наши были, по преимуществу, жестокосердными людьми, которые не жалели человека, солдата – плевать им на него было, как и сегодня плевать. Потому-то, как я говорил, я боюсь этих праздников наступающих, всего этого ликования – ведь власти его искусственно раздувают, потому что этим как бы поддерживается и нынешняя акция в Чечне…

«ЛГ»


Наше поколение не знало страха

У нас нет прозы, которая бы объяснила, что с нами со всеми тогда происходило… Межиров однажды говорил мне, что перед войной его отец, видимо, все понимавший, решился что-то объяснять сыну, но, воспитанный советской школой, сын смотрел на отца как на выжившего из ума старика.

Сейчас говорят, в стране была атмосфера страха. Но какое поколение знало страх? Наше – нет, не знало страха, мы шли на фронт с песней: «Заводы, вставайте! Шеренги смыкайте!» Никакого страха не было.

«Известия»


«Ну что с того, что я там был»

Я не люблю говорить о войне, ухожу от расспросов о тяжелом ранении. История, в самом деле, – отказ от бесконечных табу. Чем дальше уходило от нас военное время, тем больше я видел несовпадений жизни и установок официоза. Я решительно пересмотрел свое отношение к войне… А ведь испытывал больше чувства вины, чем счастья, поскольку странам Восточной Европы принес, по сути, не свободу: «Ну что с того, что я там был…» – первый своеобразный итог моих размышлений. Впрочем, можно понять и других.

«Утро России»


…Война ведь слилась с молодостью, романами, влюбленностями, надеждами… И потом вообще человек так устроен, что вспоминает чаще не плохое, а хорошее. Вот и я ведь не вспоминаю, как мерз на снегу, а вспоминаю про то, как спирт пили и какая была блондинка медсестра.

«Собеседник»


Я вполне допускаю, что в жизни фронтовиков уже после 1945 года не было более ярких переживаний, чем военные события. Мне, к примеру, пришлось повоевать еще в Маньчжурии, демобилизовался я только в 1947 году.

«Утро России»


Перейти на страницу:

Все книги серии Биография эпохи

«Всему на этом свете бывает конец…»
«Всему на этом свете бывает конец…»

Новая книга Аллы Демидовой – особенная. Это приглашение в театр, на легендарный спектакль «Вишневый сад», поставленный А.В. Эфросом на Таганке в 1975 году. Об этой постановке говорила вся Москва, билеты на нее раскупались мгновенно. Режиссер ломал стереотипы прежних постановок, воплощал на сцене то, что до него не делал никто. Раневская (Демидова) представала перед зрителем дамой эпохи Серебряного века и тем самым давала возможность увидеть этот классический образ иначе. Она являлась центром спектакля, а ее партнерами были В. Высоцкий и В. Золотухин.То, что показал Эфрос, заставляло людей по-новому взглянуть на Россию, на современное общество, на себя самого. Теперь этот спектакль во всех репетиционных подробностях и своем сценическом завершении можно увидеть и почувствовать со страниц книги. А вот как этого добился автор – тайна большого артиста.

Алла Сергеевна Демидова

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Последние дни Венедикта Ерофеева
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных. Перед читателем предстает человек необыкновенной духовной силы, стойкости, жизненной мудрости и в то же время внутренне одинокий и ранимый.

Наталья Александровна Шмелькова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное