Небо памяти. Творческая биография поэта

Каждый раз просыпаюсь в холодном поту от того, что происходит в отечестве… Многое вспоминается. Мой папа, который никогда не отдыхал, а брал «компенсацию за отпуск», чтобы иметь какие-то лишние копейки, потом доживал свой век с пенсией в 57 рублей. Когда его не стало, мама получала пенсию аж в 22 рубля… И я всю жизнь тоже вкалывал, вкалывал, но, увы, «мне ни рубля не накопили строчки». Это действительно так: не накопили. Раньше был бедный, теперь – просто нищий. У меня поздние дети, поэтому – сравнительно еще маленькие, три дочери, и я в ужасе, что мне их не одеть, даже не накормить. Да, при нынешних ценах не могу купить им даже яблоко… Этой весной мне предстояла серьезная операция, и несколько моих друзей, проживающих по ту сторону границы, – Максимов, Бродский, Неизвестный, Шемякин, другие, – «скинулись», вывезли меня в Брюссель. Так, впервые, на семидесятом году жизни, оказался в Западной Европе. После операции оставался там еще несколько дней. Бродил по улицам и не мог сдержать слёз…

«Глагол», иркутское обозрение

Возрастная компенсация

…Я заметил, что все устроено на свете достаточно разумно, что, кое-что отнимая, возраст кое-что дает, в виде компенсации…

Я имел в виду прежде всего возможность многое понять. Взять двух людей с примерно равной генетической программой – равной, потому что может быть молодой гений и старый идиот, – промежуток между ними в двадцать лет не сгладится никогда. Когда пишут сравнительное исследование о прозе Лермонтова и прозе Толстого, притом что та и другая гениальны, сравнить их нельзя – именно в силу разного жизненного опыта…

Это касается и отдельного человека, и народа, и всего человечества.

«Комсомольская правда» (09.05.95)

Оптимизм – свойство зрелого возраста

…Если я успею собрать их [стихи] в книгу, то, может быть, назову ее «Последний возраст». Страшновато звучит, не накликать бы, что бывает… Но речь не о том. Речь об эволюции личности, эволюции поэта – до смерти, до черты, до последнего возраста.

Многое мне неинтересно. Многого я не понимаю или не принимаю. Но ведь не жить еще неинтереснее. Знаете, оптимизм (а я считаю себя оптимистом) – свойство зрелого возраста. В детстве я очень боялся смерти, и это отравляло мне жизнь. Сейчас я тоже много размышляю о смерти… но это не мешает мне жить… не очень мешает.

«Огонек»

Прибавить принципиально новое

…Пишется очень мало и трудно. Впрочем, я мог бы, наверное, сочинять в день по нескольку вполне приличных стихотворений, но мне этого мало, меня это давно уже не устраивает. Вопрос вопросов: можешь ли ты прибавить что-то принципиально новое к тому, что уже сказано?..

«Огонек»

Вспоминаю как сон

Мне делали операцию на сонной артерии. Когда возникла необходимость, мне здешние врачи посоветовали поехать куда-нибудь, поскольку операция достаточно рискованная. Денег у меня никогда таких не было. Мой давний знакомый Владимир Максимов, мир его праху, опубликовал в Париже письмо. Десять человек на него откликнулись, в том числе Иосиф Бродский, Эрнст Неизвестный. Скинулись – я поехал в Брюссель. Вспоминаю как сон. Операция была тяжелой, а поездка – очаровательной.

«МК»

Уходят самые близкие

…Когда-то в молодости я написал грустные стихи: «Остаются напоследок три-четыре телефона, три-четыре телефона, куда можно позвонить». Я был наивен и не понимал, что три-четыре телефона – это огромное богатство! А теперь… ну, есть пара приятелей, с которыми мы иногда перезваниваемся. По правде говоря, мне почти не с кем разговаривать сегодня. Ну не с кем! Сижу тут один, в своем кабинетике, как будто я вообще один на свете остался.

Если круг сохраняется, то с возрастом он становится прочнее. Тем больнее терять друзей. В последние годы просто какой-то обвал потерь! Уходят самые близкие люди, с которыми дружил еще с довоенных лет… С Давидом Самойловым, например, – ближе него у меня вообще никого не было и не будет. Мы понимали друг друга с полуслова, порой даже не с полуслова, а… с чего-то гораздо меньшего, чем половина слова! Он был близок мне и по типу характера, и по отношению к жизни и к стихам… Знаете, мне очень его не хватает.

«Огонек»

Жизнь все равно прекрасна

…Да, сейчас непростое время. Но жить на белом свете помогает жизнь. Помогает понимание того, что жизнь все равно прекрасна, какой бы она ни была. Ведь когда знаешь альтернативу – а я слишком много ее видел, и во время и после войны, – то начинаешь ценить, что дышишь, пишешь, живешь. Ценность жизни и помогает жить… А если говорить подробнее, то помогают два занятия – чтение и думанье, которыми я увлекаюсь в последние годы.

«Комсомольская правда» (01.10.95)

Возраст души