Нечаянная радость

И псаломщик, мужчина крупногабаритный и обладавший отменным аппетитом, после обеда, выбрав из своей шикарной бороды капусту и лапшу, любил говаривать: «Я наелся лучше всех».

В субботу на всенощную и особенно в воскресение народу в храм приходило много. Конечно, в основном, это были пожилые женщины, но были и молодые, и даже несколько мужчин. Приходили и цыгане с черными, все ощупывающими глазами. Они всегда спрашивали: «Где икона цыганской Божией Матери?» Но таковой иконы в храме не было. Чудотворная икона, которую особенно почитают цыгане – «Курская Коренная» – ушла из России с белой эмиграцией в Канаду, а списков с нее что-то нигде не было.

Батюшка Севериан любил служить, служил истово и со вкусом. Возгласы и ектении произносил отчетливым приятным баском. А клиросный хор всегда к месту и вовремя стройно вторил ему. Регент-псаломщик, будучи отчаянным консерватором, никаких новшеств не придумывал и никаких концертных модуляций по ходу службы не допускал, а придерживался традиционного осьмогласного обиходного пения, чем очень потрафлял батюшке Севериану и всем прихожанам.

Зимой в храме топили три печки, но тепла не было, потому что изначально храм был летний. У входа за свечным ящиком всегда стоял сам церковный староста – худощавый бритый старик с унылой физиономией. С виду он был прост, но батюшка считал его себе на уме, этаким мужичком с двойным дном. Поскольку он был при церковной кассе, то все прихожане, по русской традиции, считали его на руку нечистым и были уверены, что церковную денежку он подтибривает. Но на самом деле, как перед Богом, он был чист и ни одной церковной копейки не присвоил. Несмотря на его благочестие, как ни странно, с ним постоянно происходили всякие потрясающие истории, приводящие его на больничную койку. То его на велосипеде собьет грузовая машина, то придавит бревном, то он свалится в открытый погреб, то поднимет его на рога свирепый колхозный бык. И хотя староста был осторожный и осмотрительный, и главное – всегда трезвый, эти скорби так и валились на него. И много раз в церковь прибегали с сообщением, что староста при смерти, или уже приказал долго жить, но все же он оказывался живой, хотя стал колченогим и кривым на один глаз. Однако службу он не оставлял и всегда твердил, что его Господь любит и посылает ему различные скорби, чтобы испытать его веру. Батюшка Севериан всегда его жалел и называл многострадальным Иовом на гноище.

Надо сказать, что и сам батюшка был большим мечтателем, в душе считавшим себя как бы монахом-пустынником. Очень часто после легкого завтрака он вынимал из стоящего в холодных сенях сундука ветхий подрясник и такую же скуфейку, наполнял карманы гвоздями и с молотком в руке выходил во двор, сгорбившись и волоча ноги на манер древнего старца. Так и ходил он вдоль забора, постукивая молоточком по расшатавшимся штакетинам. Иногда он ходил с топориком, как Серафим Саровский, и посекал оным лишние, по его мнению, ветки на кустах и деревьях. А летом в длинной холщовой рубахе и серых портках, с косой в руках выходил он чуть свет в заросший травой двор и, помолившись на восток в сторону Иерусалима и перекинув нательный крест на спину, поплевав на ладони, брался за косу и до обеда окашивал весь двор. И очень любил он, когда пришедшая справить требу какая-нибудь дачница обращалась к нему сзади:

– А скажи, любезный, где здесь найти батюшку?

И он поворачивался, вытирая рукавом пот со лба, и говорил:

– А батюшка вить я!

«Да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте», – часто повторял он, стараясь по возможности жить безгрешно. Но была у него одна страсть, за которую он постоянно каялся перед Богом – это неуемное собирательство старинных церковных книг. Все стены в доме и даже в коридоре были заняты полками с книгами. Книги, в основном, были большие, тяжелые, с деревянными, обтянутыми кожей переплетами с медными застежками. От них исходил своеобразный запах старинной кожи, ладана, воска и еловой смолы. Это был запах средневековой монастырской кельи, где обитали монахи-летописцы, составлявшие манускрипты со сказаниями: «Откуда есть и пошла Русская земля».