Нечаянная радость

Меня исповедывал отец Лазарь – иеромонах с белоснежной бородой до пояса. Я каялся во всех своих прошлых грехах, плакал и рассказывал, как мучался и метался, будучи на краю могилы. Как по благословению священника Господь привел меня сюда, где понемногу происходит исцеление духовное и телесное. Отец Лазарь внимательно слушал меня, кивал головой и тихо шептал: «Чудны дела Твои, Господи». Когда он накрыл мою голову епитрахилью, я почувствовал, как из меня выходит темная злая сила, а после причастия тело мое стало легким, в груди трепетала несказанная радость, и я как будто обновился, как старая изъеденная шашелем икона, обновившаяся, играющая свежими сочными красками на радость и удивление православным.

Отец Спиридон благословил меня и сказал, чтобы я приходил причащаться каждое воскресенье во исцеление души и тела. На трапезе нас с Данилушкой угощали грибным супом, блинами и чаем с медом. На прощание отец Спиридон подарил мне искусно вырезанный из кедра крест с распятием, сказав: «По вере твоей будет тебе и исцеление».

Данилушка лечил меня еще месяц, после чего лечение прекратил и сказал, что теперь надо крепко молиться, чтобы Господь помиловал меня. Молились мы с ним много и усердно. По вечерам читали акафисты Иисусу Сладчайшему, Божией Матери и Пантелеймону Целителю. Ночью тоже вставали и прочитывали всю полунощницу. С наступившей зимой выпали большие снега, но это меня не останавливало, чувствуя себя окрепшим, я вставал на лыжи, брал ружье, чтобы волки по дороге не задрали, и еще до рассвета каждое воскресение поспешал в лесной скит на литургию.

Болезненное помрачение ума прошло, голова была легкая и ясная и сердце билось ровно и сильно. Старцы каждый раз встречали меня приветливо и ласково с шуткой и поддевкой, как это обычно делают добрые старики. Я уже по силам помогал им по хозяйству: носил из колодца на кухню и в умывальник воду, колол дрова, месил тесто на хлеб, чистил картошку. В скиту мне было хорошо, спокойно, и мне казалось, что я всегда был здесь. Это была новая, совсем другая жизнь, которая очень пришлась мне по душе. Старцы были мне нужны, да и я был нужен старцам. Может быть, Господь и сохранил меня для этой чистой и тихой жизни.

В конце зимы с благословения отца Спиридона и согласия Данилушки я совсем перебрался на жительство в скит. Меня обрядили в черный суконный подрясник с кожаным поясом, скуфью, стали учить творить Иисусову молитву по четкам. Послушание мне назначено отцом Спиридоном – быть всем слугой. Однажды в начале марта, солнечным утром, жмурясь от яркого света, я колол для кухни дрова. Топор был острый, накануне хорошо отточенный старцем. Небо было синее, снег блестел на солнце, поленья с треском раскалывались и разлетались в стороны. Случайно носком топора я задел себе по левой ладони. Из раны на снег струей брызнула кровь. Но какая это была кровь! Алая, густая, горячая! Она окрашивала снег в яркий пурпурный цвет, а я стоял, смотрел и смеялся. Я не видел ничего, кроме этой алой крови, подтверждающей мое право на жизнь, на радость бытия. Я даже не видел, как ко мне из кухни с бинтом в руке бежал кашевар отец Доримедонт.

– Что ты смеешься, дурачок?! – кричал он. – Давай я тебе руку перевяжу.

– Кровь! Какая кровь! – кричал я.

– А что кровь? – удивился отец Доримедонт, – кровь как кровь, красная, густая.

– Вот именно, густая! Отец Доримедонт, я буду жить, черная немочь отошла от меня. Я теперь никуда не пойду и до конца дней моих буду с вами.

– Ну вот, и Слава Богу. Успокойся. Все будет хорошо. Господь испытывал твою веру, а теперь будет все хорошо. Пойдем к отцу Спиридону и отслужим все вместе благодарственный молебен с водосвятием. Радуйся! Господь даровал тебе жизнь.

Мокрый снег

Я – старая учительница из города Грозного – беженка. Зовут меня… а впрочем, неважно, как меня зовут. Я совершенно одинокий человек. Не спрашивайте меня, почему я так глубоко и безнадежно одинока. Я все равно вам ничего не скажу.

Мой дом в Грозном вспыхнул сразу и горел каким-то необычным пламенем всех цветов радуги. Наверное, в него попала ракета, начиненная зажигательной смесью. Это случилось ночью, и я выскочила из квартиры в чем была, без платья, без денег и документов. Если чужую старую одежду я нашла потом в одном брошенном доме, то деньги и документы были потеряны безвозвратно. В городе шли бои, и обратиться было не к кому. Я молилась Богу, чтобы мне благополучно выбраться из города, где шли ожесточенные бои, и где я много лет проработала в школе. И мои ученики, которые вместе сидели за партой, дружили, играли в футбол, стояли друг за друга горой, теперь разделились и убивают друг друга – одни на стороне федералов, другие на стороне бандформирований, убивают беспощадно и безжалостно.

Я упросила русских солдат, они посадили меня в бронетранспортер и вывезли на окраину города. Я шла как во сне и, наконец, добралась до Назрани, где стояли палаточные городки для беженцев. Меня там накормили, дали справку и указали место в палатке. После этого я ничего не помню.