Нечаянная радость

Говорят, что для исполнения мер дел своих на земле надо посадить дерево. И он посадил во дворе две липы. Они выросли стройными и развесистыми. Но представители уже нового послеперестроечного поколения агрессивных мальчишек-разрушителей вначале истыкали стволы ломиком, а затем и вовсе ободрали кору. Липы высохли, их спилили и увезли, как увезли когда-то пораженную злой силой жену. Иван Петрович по натуре своей был мягкий и незлой человек. Никогда он ни с кем не ругался, никогда не наказывал своих детей, хотя, порой, было за что. Он соблюдал все посты Православной Церкви, читал утреннее и вечернее правило, по субботам и воскресеньям ходил в церковь, где полностью выстаивал всю службу. Жалуясь батюшке на своих неуправляемых детей, он тяжело вздыхал, выслушивал неутешительный, но правдивый ответ, что об этом надо было думать раньше, когда их можно было положить поперек лавки. А теперь только молись и терпи, раб Божий Иван, и, может быть, Господь веси какими путями, поправит твое дело.

Дочка Ивана Петровича жила отдельно, а сын вместе с ним. За неимением денег на наркотики он начал понемногу потаскивать из дома вещи, и не прошло и года, как в квартире было продано все, что только можно было продать. Не тронул он только толстую отцовскую Библию и ящик с плотницким инструментом.

Иван Петрович, повинуясь каким-то древним родовым призывам, всегда хотел уехать из города, который угнетал его дух, и поселиться в сельской местности. Участок в коллективном садоводстве его не устраивал, потому что в нем он находил что-то неестественное и придуманное. Он хотел в небольшой деревеньке или на хуторе поставить себе домик и зажить простой сельской жизнью. Дети тогда еще были небольшие, и как знать, осуществи он свою мечту, может быть, и спас бы их от той участи, которую они сейчас имели. Он скапливал на домик деньжонки и у него в сберкассе уже образовалась порядочная сумма. Но перестройка и инфляция превратили его накопления в пригоршню мелочи. Дочь постоянно приходила просить денег и плакалась на жизнь, сын тоже не давал ему покоя. Наркотики ожесточили его, и он ежедневно приставал с требованием денег. Ночью он будил отца, и глядя безумными мутными глазами, кричал:

– Ну, давай разберемся! На что нам квартира? Ее надо срочно продать! Ты же давно хотел жить в деревне. Вот и поедешь, наконец, а я пристроюсь на квартире у своей шмары. У нас будут деньги. Я тебе отстегну твою долю.

– Ну ладно, сынок, поступай как знаешь, только дай мне поспать.

– А ты завтра подпишешь бумагу?

– Подпишу, подпишу. Мне ничего не надо. Живи как хочешь, только знай, что наркота скоро приведет тебя к могиле.

В церкви батюшка журил его за мягкосердечие и попустительство. Иван Петрович, глотая слезы, под епитрахилью, говорил священнику, что он излишне мягок и не может сопротивляться собственным детям, отдавая им последнее. Вообще, он устал от жизни в большом городе, где злоба и бессердечие проявляются на каждом шагу. Город давил его душу, отнимая жизнь. Чья-то злая воля легко и безнаказанно через телевидение взращивает наших мальчиков наркоманами и убийцами, а девочек гонит по вечерам на панель.

– Если бы я мог, – говорил Иван Петрович, – я уничтожал бы телецентры до тех пор, пока они не прекратят отравлять нашу молодежь. А поскольку я ничего сделать не могу, я решил оставить этот город, чтобы не видеть того, против чего протестует моя душа. Я ушел с работы, сын продал квартиру, и я стал бездомным и безработным.

– Чадо, иди в монастырь. Ты – плотник, и тебя там с радостью примут.

– Нет, батюшка, я хочу быть один и предстоять Богу лицом к лицу. Я уйду в лес и буду молиться за погибающий мир. Благословите меня.

– Бог благословит тебя, Иван.

И он ушел и теперь стоял на опушке.

– Приими, Господи! – сказал Иван Петрович и вошел в лес.

Сначала он шел по лесной дороге, усыпанной хвоей, временами спотыкаясь о корни. Взошло солнце, согрело воздух и согнало росу. Любопытная сорока, беспрерывно стрекоча, перелетала с дерева на дерево, сопровождая путника. Пройдя версты четыре, он вышел на большую раскорчеванную пашню, уже давно не засеваемую, поросшую ольхой и березками.

Перед ним был заброшенный хутор с большой избой и разными хозяйственными постройками. Недалеко от избы стоял небольшой бревенчатый домик, видно, выстроенный молодыми хозяевами под жилье старикам. Перед домиком он увидел лежащий на земле скелет собаки на цепи, которую второпях хозяева забыли отвязать. Может быть, в домике лежат такие же скелеты забытых стариков? Но, к счастью, домик оказался пуст и вполне пригоден для жилья.