Нечаянная радость

Детские костно-туберкулезные санатории были брошены на произвол судьбы. А детей в них было много. Здесь были санатории из Евпатории им. Красных Партизан, «Пионер», им. Крупской, «Пролетарий», санаторий из Алупки, из Одессы. Малевич опекал два санатория: им. Красных Партизан и «Пионер», которые находились в одном помещении. Рыская по округе с лошадью, он нашел на заброшенном консервном заводе мешки со старыми прогорклыми бобами сои. Немцам они были не нужны, и он все перевез к себе на склад. Эта соя имела горьковатый вкус и фиолетовый цвет. Из нее стали варить жидкий суп и печь небольшие жесткие коричневые лепешки. Вначале детей кормили два раза в день, а позже всего лишь один. Немцы приказали освободить третий этаж под казарму, и скученность на двух нижних этажах была невообразимая. Кроватями были заставлены все коридоры. Надо еще сказать, что поселок Теберда каждый день подвергался бомбежкам советской авиации, и немцам было удобно спасаться в детском санатории потому, что его не бомбили. Но все же некоторых из них смерть доставала на улице. Были убитые и раненые.

Как-то после одного налета я зашел в перевязочную и увидел там хмурого Малевича, державшего за руку свою сожительницу. Она лежала на кушетке без сознания и хрипела, доживая последние минуты. Пышные волосы ее слиплись от крови, а в грудь ей глубоко вошел большой зазубренный осколок бомбы. На следующий день я был у Малевича на поминках. Он сидел пьяненький с гитарой в руках, опрокидывая в рот стопку за стопкой, скупые слезы катились у него из глаз. Он вытирал их платком и говорил, что Маша ушла в черный квадрат. Взяв на гитаре аккорд, он тихо спел романс Апухтина «Жизнь»:

О жизнь! Ты миг, но миг прекрасный,
Миг невозвратный, дорогой;

Равно счастливый и несчастный

Расстаться не хотят с тобой.

Ты миг, но данный нам от Бога

Не для того, чтобы роптать,

Но свой удел, свою дорогу

И дар бесценный проклинать.

Но чтобы жизнью наслаждаться,

Но чтобы ею дорожить,

Перед судьбой не преклоняться,

Молиться, веровать, любить.

А дети в санатории буквально таяли на глазах. У некоторых от истощения возник туберкулезный менингит, и они, выгнувшись и скорчив ноги, быстро умирали.

Итак, началось большое умертвив детей. Вначале Малевич возил трупы на кладбище, потом, когда их стало много, обернув в простыню, закапывал на краю двора, где была обрывистая свалка. Ходячие дети кое-как перебивались, нищенствуя в поселке, но поселок сам жил впроголодь и подавали плохо. Только у карачаев можно было выменять кусок кукурузной лепешки на краденное из санатория одеяло или простыни. Однажды немцы, не побоявшись туберкулеза, подогнали к корпусу несколько грузовых машин и вывезли всех детей в старое двухэтажное здание барачного типа, которое называлось «Санаторий Джамагат», заняв прежнее здание под свою казарму.

Зима 1942-1943-го годов была морозная, здание не отапливалось, и дошколята, лежащие на своих железных кроватях, вымирали целыми палатами. Они лежали молча в оцепенении от холода и голодных мук в томительном ожидании, когда им принесут миску соевой баланды. Они набрасывались на этот жалкий суп и маленькими глотками выпивали эту горячую горьковато-соленую жижу, оставшиеся соевые бобы вынимали из миски и выкладывали на подушке рядом со своим лицом. Тоненькими прозрачными пальцами они брали по одному бобу и долго держали его во рту, пока он не растворялся, потом брали другой…

Малевич замучился с этим потоком маленьких мертвецов. Он уже их не хоронил, а вывозил на кроватях на открытую веранду, складывая их в штабеля. Мороз и ветер их костенил, метель припорашивала снегом, простыни с них сваливались, открывая умопомрачительную картину истощенных до крайности мертвых детей, лежащих в самых нелепых позах. Особенно страшно было живым, когда на улице трещал мороз и трупы холодным светом освещала луна. Их похоронили во дворе в общей могиле только весной.

Как-то утром ко входу дома подъехала большая немецкая машина зеленого цвета в виде фургона без окон с двумя створками дверей сзади. Из кабины вышли четверо немцев в черной эсэсовской форме. Они прошли в кабинет к главврачу. Затем с главврачом и двумя полицаями начали обход палат, где по списку отбирали еврейских детей, полицаи вынимали их из кроватей и относили в машину. Внутри машина была оцинкована, а на полу лежали деревянные решетки. На них укладывали детей. Были здесь и ходячие подростки, как, например, Роза Рабинович из Белоруссии. Малевич подошел к одному эсэсовцу и сказал:

– Зачем вы их забираете? Они и так скоро умрут от голода.

Услышав безукоризненную немецкую речь, эсэсовец спросил:

– А вы кто такой?

– Я ротмистр Его Императорского Величества гвардейского Семеновского полка, а ныне завхоз этого санатория.