Нечаянные крылья

Они находились в большой комнате, в которой жарко горел огромный камин. Стены из старого камня, огромный стол, стулья — здесь могло поместиться много народу сразу.

— Тебя, видно, привело сюда заблуждение, господин имень, — мягко сказал старик. — Я ничего не знаю ни о какой Валенте Дьянне.

— Я должен поговорить с Дьяном, добрый господин. Мне нужно сказать ему нечто важное.

Старик не переставая качал головой.

— Я ничего не знаю ни о каком Дьяне. Но я тебя понял. Ты хотел оставить письмо, верно? В моей лавке нередко оставляют письма. Напиши, кому оно адресовано и от кого, и прибавь серебряный дирр, и когда этот, как ты его назвал, Дьян, обратится ко мне за письмом от тебя, он его получит…

— Не заговаривай мне зубы, хозяин, — прервал его имень, в отчаянии от мысли, что он ведь мог ошибиться, может, Дьян и не имеет какого-то особого отношения к этому дому. — Мне нужно увидеться с Дьяном, и я, если хочешь, прибавлю к этому сколько угодно дирров. Это важно. Это было бы важно Валенте, ты понял, старик?

— Нет, — ювелир был также спокоен и мягок. — Ты, кажется, немного не в себе, добрый имень. Хочешь горячего травника? Здесь не знают никакого Дьяна.

Но что-то мелькнуло в его очень светлых глазах под седыми бровями, и имень подумал, что, может быть, он все-таки не ошибся.

— Мне нужно видеть Дьяна, хозяин, — повторил он. — Устрой мне встречу с ним. Завтра, послезавтра? Только быстрее. Пусть придет ко мне сам. Или сам назначит место и время. Ради Валенты, ты понял, старик?

— Я повторяю тебе, добрый господин… — опять зарядил было старик, но из-за спины Эстерела другой голос, чуть хриплый, властный, прервал его.

— Оставь, дядя Омис. Мы поговорим сейчас.

Старик нахмурился и недовольно пожевал губами, но промолчал.

Имень быстро обернулся — Дьян стоял буквально в паре шагов. Темная портьера за его спиной еще слегка покачивалась — должно быть, там лестница.

— Ну, здравствуй, родственник, — криво улыбнулся Дьян. — Как же давно мы не виделись. Тебе повезло сегодня, скажем так. Я ведь нечасто бываю здесь.

Эстерел не мог не заметить, как мало изменился старший брат его покойной жены. Восемнадцать лет назад он был точно такой же — худой, жилистый, темнолицый, с яркими синими глазами и с густой проседью на висках. Тогда двадцатипятилетнему Эстерелу казалось, что шурин много старше него. Теперь он решил бы, то тот моложе.

— Здравствуй, Дьян, — сказал он просто.

Дьян не предложил гостю сесть, и сам остался стоять, лишь отошел немного в сторону, ближе к камину.

— Ты тут твердил про Валенту, — сказал он. — Ну, так я тебя слушаю.

— Я виноват перед женой, и моей вине уже много лет, — сказал имень. — Столько же, сколько моему сыну. Нашему с ней сыну.

— Как ты сказал? — приподнял брови Дьян.

— Тебе сказали, что Валента родила мертвого ребенка. Это неправда. Родился крепкий и здоровый мальчишка, который сразу орал так, что у повитухи уши заложило. И Валента… Мы ждали, что она поправится, казалось ведь, что иначе и быть не могло. А потом… потом, когда стало совсем худо, она попросила меня отдать сына тебе. Она сказала, что это важно. Я обещал. Но, о демоны, потеряв жену, как я мог непонятно куда и зачем отдать своего первенца? Я не мог. Никто бы не мог!

Дьян молчал, не сводя с него глаз.

Эстерел продолжил:

— Подвернулся случай — лекарь, которого я привез Валенте из Аша, сказал, что чуть раньше там родила женщина, которую я немного знал, еще с детства. Тоже были тяжелые роды, ребенок умер, а мать поправлялась от горячки. Я взял ребенка и полетел в Аш. Что с теткой роженицы можно будет договориться, я не сомневался, я ее знал. За деньги она бы сплясала на костях своей матери. Роженица поправилась, у нее было много молока, и все было хорошо. Это Мия, моя теперешняя жена. Она только через полгода узнала, что кормит чужого малыша. А я… я отдал тебе тело ее мертвого ребенка.

Дьян молчал.

— Валента сказала мне, что сын родился вашим. Она так и сказала — вашим. Что он пошел в нее. Но я-то не сомневался, что в первую очередь он мой. И я старался быть ему лучшим отцом. По крайней мере — старался…

Дьян и старый ювелир переглянулись.

— Ох, это не единственная горестная новость за последнее время, — старик тяжело вздохнул.

— Мне следовало тогда подумать о чем-то подобном, — сказал Дьян негромко. — Что ж, ты сделал, как сделал. Я тебя даже в чем-то понимаю. Но ты искалечил своего сына. В нашем понимании — это именно так. И моя сестра не поблагодарила бы тебя. Так что — это действительно горестная новость для нас.

— Искалечил? О чем ты? — нахмурился имень. — Мой сын — не калека. С ним могут ровняться немногие. И ты, я полагаю, слышал, что его уже считают одним из лучших наездников рухов в Приграничье?

— Слышал, да. Но я не об этом, — усмехнулся Дьян. — Пожалуй, не сумею объяснить. Это вроде того, как если младенца воспитывать на псарне с собаками, он будет лаять и есть из миски, но не сможет разговаривать и сидеть за столом с людьми. Ты не обижайся, я не хотел обидеть. Это просто пример. Нельзя научить взрослого тому, чему маленькие дети шутя учатся сами.